В тихой гавани
Шрифт:
– Но почему? Вы ведь так добры ко мне, даже помогли нарисовать Муссу задние лапы. И получилось очень здорово! Я сохранила рисунок, – похвасталась она.
– Что – так понравился? – ехидно хмыкнул Мэтт.
– Еще как! – Пип заулыбалась. Убедившись, что Мэтт покончил с сандвичем, она протянула ему яблоко. Мэтт разломил его пополам и протянул ей половинку. – Нет, я сразу поняла, что вы хороший. С самой первой минуты.
– Это как же? – От удивления глаза у Мэтта полезли на лоб.
– Просто знала, и все. У вас глаза добрые.
Только они делались тоскливыми, когда он рассказывал
– У тебя тоже хорошие глаза. Знаешь, я бы с радостью тебя нарисовал. Может быть, даже сделал бы твой портрет. Как тебе эта идея?
Сказать по правде, Мэтт мечтал о портрете с того самого дня, как увидел Пип.
– Держу пари, мама будет рада. Может быть, я даже подарю ей его на день рождения.
– А когда у нее день рождения?
– Десятого декабря, – серьезно ответила девочка.
– А у тебя? – спросил он.
Нельзя сказать, что Мэтт стал таким уж страстным поклонником ее матери, но ради Пип он готов на все. Она до боли напоминала ему Ванессу. Но Пип нравилась ему и сама по себе. Отважная малышка, с восхищением думал Мэтт. Подумать только – вырвала у матери разрешение прийти на берег, да еще убедила ее извиниться за свою выходку! Непостижимо! Женщина, что еще вчера поливала его грязью, была не из тех, кто согласится взять свои слова обратно – разве что под дулом пистолета. Может быть, Пип и вправду раздобыла где-то пистолет?
– А у меня в октябре – почти сразу после того дня, как погибли отец и брат.
– И как вы отметили его в прошлый раз? – спросил Мэтт, просто чтобы поддержать разговор.
– Пошли с мамой в ресторан.
Обед проходил ужасно. После катастрофы прошло всего несколько дней. Мама вообще забыла о ее дне рождения. Не было ни именинного пирога, ни свечей… вообще ничего. Она едва могла дождаться, пока все закончится.
– А вы с мамой часто куда-то ходите?
– Нет. Раньше ходили. До того… ну, вы понимаете. Папа любил водить нас в ресторан. Но там такая скука смертная. Мне всегда надоедало.
– Да ну? Не могу поверить. По-моему, тебе вообще никогда не бывает скучно.
– Так это только с вами, – с очаровательным кокетством призналась Пип. – Мне нравится рисовать.
– Мне тоже нравится рисовать – особенно вместе с тобой.
Он вручил ей лист ватмана и карандаш. Подумав, Пип решила, что нарисует птицу, одну из чаек, шумно сновавших по берегу в двух шагах от них и испуганно разлетавшихся в разные стороны, как только Мусс принимался их облаивать. Потом она передумала, решив, что чайка – это слишком сложно. Лучше она нарисует лодку. С тех пор как они стали рисовать вместе, у нее получалось все лучше и лучше. Пип делала большие успехи. Конечно, ей всегда нравилось рисовать, но в этом была и заслуга Мэтта.
Незаметно пролетело несколько часов. День выдался жаркий – один из тех солнечных дней, которые так редко бывают в Сейф-Харборе. Пип не спешила вернуться домой. Больше не нужно никого обманывать, она могла просто сказать, что рисовала на берегу. Около половины пятого она неохотно встала. Дремавший рядом Мусс тут же проснулся и вскочил на ноги.
– Собираетесь домой? – с теплой улыбкой поинтересовался Мэтт.
Глядя
– Мама возвращается домой примерно в это время. После групповых занятий она такая усталая! Иногда просто падает на постель как мертвая и тут же засыпает.
– Наверное, тяжелая штука – эти занятия.
– Не знаю. Она никогда о них не говорит. Может быть, на них часто плачут. – Думать об этом тяжело. – Так я приду завтра? Или во вторник, если вы не против. – Раньше она никогда так не говорила, но ведь теперь мама позволила ей приходить!
– Буду очень рад, Пип. Приходи когда хочешь. И передай привет своей маме, хорошо?
Она кивнула. Потом помахала рукой и легко, словно бабочка, упорхнула прочь.
А он, как всегда, смотрел ей вслед, пока они с Муссом не скрылись из виду. Эта крошка стала бесценным подарком, которым непонятно за что одарила его судьба. Она напоминала очаровательную колибри, которая порхала вокруг него. Легкие крылышки ее трепетали, огромные глаза казались загадочными. Разговоры, которые они вели, трогали его и заставляли невольно улыбаться. Глядя на Пип, Мэтт гадал, какая же в действительности ее мать. Она говорила, что ее отца считали гением. Но по обрывкам ее замечаний выходило, что он был человеком нелегким, даже довольно мрачным. Да и ее погибший брат тоже казался каким-то странным. В общем, не совсем обычная семья. Впрочем, ведь и сама Пип тоже достаточно необычный ребенок. И его собственные дети тоже, грустно подумал он. У него были замечательные дети – во всяком случае, когда он видел их в последний раз. Господи, сколько же времени прошло с тех пор! Мэтт старался не думать об этом.
Шагая по песку к своему коттеджу, Мэтт внезапно подумал, что с радостью взял бы ее с собой, когда в следующий раз выйдет на яхте в океан. Может быть, даже научил бы ее плавать под парусом, как когда-то раньше учил своих детей. Ванессе это нравилось. Роберту не очень. Но Мэтт понимал, что не пригласит ее на яхту из уважения к ее матери. Они слишком мало знают друг друга, чтобы она доверила ему свою дочь. К тому же океан – опасная штука, всегда есть хоть и крохотный, но шанс, что все пойдет не так, как надо. И Мэтт не хотел рисковать.
Вернувшись, Пип у самых дверей столкнулась с матерью. Вид у нее был измученный, как всегда. Увидев Пип, она поинтересовалась, где та гуляла.
– Ходила повидаться с Мэттом. Он велел передать тебе привет. Сегодня я рисовала лодки. Сначала хотела чаек, но потом передумала – они такие трудные!
Пип разложила на столе несколько набросков, и Офелия, едва бросив на них взгляд, заметила, насколько они хороши. Она и не предполагала, что Пип добилась таких потрясающих успехов. Чед тоже неплохо рисовал, но… Офелия старалась не вспоминать о прошлом.