В тупике
Шрифт:
Потом он подумал, что, наверное, в это время года там тоже идет дождь и что в домах нет парового отопления, только камины.
И что он уже не на той улице, по которой проезжал недавно, и что скоро ему вновь придется выйти на дождь.
Он услыхал за спиной шаги и догадался, что по лестнице спускается тот человек, который сел еще в центре перед магазином Олена на Кларабергсгатан, за двенадцать остановок отсюда.
«Дождь, — подумал он. — Не люблю дождя. Собственно говоря, я его ненавижу. Интересно, когда меня повысят? Наконец, почему я здесь болтаюсь, почему не лежу дома около…»
И это было последнее, о чем он подумал.
Автобус был красный, двухэтажный, с кремовым верхом и серой лакированной крышей. Как раз в этот вечер он курсировал сорок седьмым маршрутом в Стокгольме от Бельмансру в Юргордене до Карлберга и обратно. Теперь он ехал на северо-запад и приближался к конечной остановке вблизи Норра Сташунсгатан, что находилась всего в нескольких метрах от границы, которая разделяла Стокгольм и Сольну.
Сольна, предместье Стокгольма, является отдельной коммунально-административной единицей, хотя граница между обоими городами существует только в виде ломаной линии на карте.
Фары автобуса были включены. Среди безлистных деревьев на безлюдной Карлбергсвеген он со своими запотевшими окнами казался теплым и уютным. Потом автобус свернул направо на Норрбаккагатан, и звук мотора притих на длинном уклоне к Норра Сташунсгатан. Струи дождя хлестали по крыше и по стеклам, а колеса, которые тяжело и неумолимо катились вниз, вздымали целые каскады воды.
Конец улицы был также концом уклона. Автобус должен был повернуть под углом в тридцать градусов на Норра Сташунсгатан, а потом проехать еще триста метров до конечной остановки.
На повороте автобус как бы остановился на мгновение, потом покатился через улицу, выехал на тротуар и врезался в проволочное ограждение, которым отделялся пустой двор какого-то склада на Норра Сташунсгатан.
Там он остановился.
Мотор затих, но фары и освещение внутри не потухли. Запотевшие стекла продолжали уютно блестеть среди темноты и холода.
Было три минуты двенадцатого ночи тринадцатого ноября 1967 года.
В Стокгольме.
Кристианссон и Квант патрулировали на радиофицированной машине в Сольне.
На протяжении своей достаточно однообразной службы они задерживали сотни пьяных и много воров.
В этот вечер им ничего не попадалось, только перепало по кружке пива, о чем, наверное, не следовало вспоминать, поскольку это противоречило порядку.
Кристианссон и Квант были похожи друг на друга и осанкой и видом. Оба ростом метр восемьдесят сантиметров, светловолосые, широкоплечие и голубоглазые. Зато они очень отличались темпераментом и имели совершенно разные взгляды по многим вопросам.
Квант был неподкупен. Он никогда не бросал не доведенными до конца тех дел, которые намечал, но, с другой стороны, он, как никто другой, умел намечать как можно меньше.
В угрюмом молчании он медленно тронулся через колонию домиков, мимо железнодорожного музея, бактериологической лаборатории, института для слепых, а далее, петляя, он вел машину через весь большой район высших учебных заведений с их чистенькими корпусами, пока наконец мимо здания железнодорожного управления не выехал на Томтебудавеген.
Это была мастерски отработанная трасса, которая вела кварталами, где почти определенно никого нельзя было встретить. За всю дорогу им не попалась ни одна машина, и они увидели только два живых существа — кота, а через некоторое время еще одного.
Проехав до конца Томтебудавеген, Квант остановил машину за несколько метров от границы Стокгольма, не выключая мотора, и начал думать, куда податься далее.
«Интересно, хватит ли у тебя нахальства возвратиться тем же самым путем?» — подумал Кристианссон, но вслух сказал:
— Ты не дашь мне взаймы десятку?
Квант качнул головой, вытащил кошелек из внутреннего кармана и, даже не взглянув на Кристианссона, дал ему десятку. И тотчас же решил, что ему делать. Если он пересечет границу города и проедет пятьсот метров по Норра Сташунсгатан в северо-восточном направлении, они пробудут в Стокгольме минуты две, не больше. Затем можно было бы свернуть на Евгениавеген, пересечь территорию больницы, поехать по Хагапаркен, далее на север мимо кладбища и, наконец, добраться до своего полицейского участка. Таким образом, их патрулирование закончилось бы и шансы встретить кого-либо сведены до минимума.
Машина пересекла границу и свернула налево на Норра Сташунсгатан.
Кристианссон спрятал десятку и зевнул. Потом сощурил глаза, вглядываясь в дождь, и сказал:
— Вон чешет какой-то старый черт с собакой. И нам машет рукой.
— Это не наш участок, — ответил Квант.
Мужчина с собакой, смехотворно маленьким песиком, которого он тащил за собой по лужам, выбежал на мостовую и стал перед машиной.
— А, черт тебя возьми! — выругался Квант и резко затормозил.
Он опустил боковое стекло и крикнул:
— Какого дьявола вы выскочили на мостовую?
— Там… там автобус, — сказал мужчина, хватая ртом воздух, и показал в глубь улицы.
— Ну и что же? — бесцеремонно перебил его Кристианссон.
— Там… там случилось несчастье.
— Хорошо, сейчас посмотрим, — нетерпеливо сказал Квант. — Дайте дорогу. — Он тронулся с места. — И не выскакивайте больше так на улицу! — крикнул он через плечо.
Кристианссон всматривался в дождь.
— Так, — покорно сказал он. — Автобус съехал с мостовой. Вон тот двухэтажный.