В тупике
Шрифт:
— Ну хорошо, хорошо. Я скоро позвоню. Надо прочитать номер машины?
— Да. Я буду на Кунгсхольмсгатан.
Колльберг и Мартин Бек еще не успели и словом перемолвиться, как позвонил Ельм.
— Шесть, семь, ноль, восемь, — коротко сказал он.
— Замечательно.
— Это была легкая работа. Ты мог бы и сам прочитать.
Колльберг положил трубку. Мартин Бек вопросительно посмотрел на него.
— Так. Ёранссон ездил в Экшё на машине Форсберга. Здесь нет сомнения. Как там с его алиби?
— Слабовато. В июне пятьдесят первого он жил в отдельной однокомнатной квартире на Холлендарегатан,
— Но старательно избегал упоминания, что поменялся машиной с Ёранссоном.
— Да, — молвил Мартин Бек. — Следовательно, у него был «моррис» Ёранссона, а поэтому дело предстает в совсем ином свете. Он мог легко добраться до Стокгольма за полчаса. Машина обычно стояла во дворе того дома, где размещалась фирма, и невозможно проверить, была ли она тогда там. Зато мы узнали, что в доме есть морозильная камера, где лежали меха, официально принятые на сохранность летом, а на самом деле, наверное, краденые. Как ты считаешь, для чего он поменял машину?
— Это просто объяснить, — сказал Колльберг. — Ёранссон вез с собой много одежды и всякого барахла. А в «ведетте» Форсберга в три раза больше места, чем в «моррисе».
Он немного помолчал и добавил:
— Ёранссон, видимо, спохватился уже потом. Возвратившись, он узнал обо всем и сообразил, что ту машину держать небезопасно. Поэтому он после допроса в полиции сразу же отдал ее на лом.
— А что говорил Форсберг о своих отношениях с Тересой? — спросил Мартин Бек.
— Что впервые встретил ее на танцах осенью пятидесятого года, а потом виделся с нею несколько раз — сколько именно, не помнит. А когда познакомился со своей будущей женой, Тереса перестала его интересовать.
— Так и сказал?
— Дословно. Как ты думаешь, зачем он ее убил? Чтобы избавиться от нее?
— Возможно. Ведь все говорили, что она была навязчива.
— Разумеется. А потом ему выпало непостижимое счастье: свидетели перепутали марку машины. Форсберг наверняка узнал об этом. Фактически мог чувствовать себя в безопасности, только Ёранссон его беспокоил.
— Ёранссон и Форсберг были приятелями, — сказал Мартин Бек.
— А далее все затихло до тех пор, пока Стенстрём не начал ворошить дело Тересы и не получил от Биргерссона неожиданную информацию. Следователь понял, что Ёранссон, единственный из всех причастных к тому делу, имел «моррис-минор». Да еще той же самой окраски. Стенстрём по собственной инициативе допросил многих лиц и начал наблюдать за Ёранссоном. Конечно, он быстро заметил, что Ёранссону кто-то давал деньги, и пришел к выводу, что это, видимо, убийца Тересы Камарайо. Ёранссон начал все больше и больше нервничать… Кстати, знаем ли мы, где он жил с восемнадцатого октября до тринадцатого ноября?
— Да, на барже на озере Клара. Нурдин сегодня утром нашел это место.
Колльберг кивнул.
— Стенстрём рассчитал, что Ёранссон рано или поздно приведет его к убийце, потому
Колльберг замолчал. Мартин Бек задумчиво потирал переносицу большим и указательным пальцами правой руки.
— Да, как будто все сходится, — сказал он, — даже психологически. Остается девять лет до того времени, когда по делу Тересы за давностью не будут привлекать к ответственности. А убийство — единственное преступление, которое может принудить более или менее нормального человека впасть в крайность, лишь бы его не изобличили. Кроме того, Форсбергу есть что терять.
— Знаем ли мы, что он делал вечером тринадцатого ноября?
— Да, он убил всех тех людей в автобусе, а среди них Стенстрёма и Ёранссона, которые в этой ситуации были для него смертельно опасными. Но фактически мы знаем только то, что он имел возможность совершить это убийство.
— Откуда мы это знаем?
— Гюнвальду посчастливилось перехватить служанку Форсберга. Каждый понедельник вечером она свободна. Ночь с тринадцатого на четырнадцатое она провела у своего приятеля. Из того же источника нам стало известно, что жена Форсберга была тогда на женском собрании. Следовательно, Форсберг должен был сидеть дома, так как они никогда не оставляли детей одних.
— А какое, по-твоему, у него психическое состояние? — спросил Колльберг.
— Видимо, очень плохое. На грани срыва.
— Речь идет о том, достаточно ли у нас материала, чтобы арестовать его, — сказал Колльберг.
— За автобус недостаточно, — ответил Мартин Бек. — Но мы можем его арестовать как лицо, на которое падет подозрение в убийстве Тересы Камарайо.
— Когда?
— Завтра до обеда.
— Где?
— В его конторе. Как только он явится туда. Нет надобности делать это при жене и детях, а особенно когда он в состоянии крайнего отчаяния.
— Как?
— Как можно деликатнее. Без стрельбы и выламывания дверей.
Колльберг немного подумал и поставил последний вопрос:
— Кто?
— Я и Меландер.
Когда Мартин Бек и Меландер зашли в приемную, блондинка возле коммутатора за мраморным столиком отложила пилочку для ногтей.
Кабинет Бьёрна Форсберга помещался на шестом этаже дома на Кунгсгатан.
Было еще только пять минут десятого, а они знали, что Форсберг обычно не приходит раньше чем в половине десятого.
— Сейчас придет его секретарша, — сказала блондинка. — Будьте добры, садитесь и подождите.
В глубине приемной, за спиной у телефонистки, вокруг длинного стола, покрытого стеклом, стояло несколько кресел. Мартин Бек с Меландером повесили пальто и сели.
В комнате было шесть дверей без табличек. Одна из них приоткрытая. Мартин Бек поднялся, заглянул в нее и исчез в комнате. Меландер вынул трубку, табак и закурил. Мартин Бек вернулся и снова сел.
Они ожидали молча. Время от времени тишину прерывал лишь голос телефонистки и щелканье коммутатора, когда она соединяла собеседников. Да еще доносился приглушенный уличный шум. Мартин Бек листал какой-то технический журнал. Меландер, держа трубку и зажмурив глаза, отдыхал в кресле.