В вечном долгу
Шрифт:
— Чья это? — невольно вырвалось у Глебовны.
— Алексей Анисимович небось знают.
— Душно здесь, тетка Глебовна. Пойду-ка я прогуляюсь.
— И впрямь, — подхватила Глебовна. — Пойди. А какой интерес баб слушать?
Алексей поднялся, взял со спинки своего стула пиджак и, не надевая его, вышел из избы. Постоял на крыльце, потом, насвистывая, спустился во двор.
Довольная Настасья первый раз улыбнулась открыто, обнажив полный набор крупных и крепких зубов.
— Гляди, будто петух его клюнул, хи-хи. Был — и нету. Знает он ее, Клавку-то Дорогину. Такую девку не знать. Ай, Глебовна, не обойтись вам без
— Не дело ты судишь, Настасья. Алешка, захоти только, за ним любая пойдет. Он все-таки не какой-ненабудь там Петька Пудов.
— Гляди-ко, Глебовна, Клавдия — девчушечка сильно нотная. С выбором она.
— А чем моего Алешку бог обошел, скажи вот?
— Уж я не знаю, чем его обошли-объехали, а только ведь он простоват у тебя.
— Как это простоват?
— Приглуповат навроде. Будто не знаешь. Все Дядлово знает, а она не знает.
— Вот и не знаю.
— Я баба прямая, Глебовна, прямиком и скажу. Был бы твой Алексей, как все, при уме, неужто он после такой городской учебы возвернулся опять в колхоз? Вот и рассуди-подумай. Возьми того же Сергея, сына Луки Дмитриевича, с головой парень, по отцу, дальше его продвигают. Ты сама слышала. Не в упрек будь сказано, а Алексей твой, должно, с каким-то изъяном. Разве за так турнули бы его в колхоз? А Клавдия, она, говорю, страсть нотная. Но я, Глебовна, ради тебя…
— Нечего за меня радеть, кума, а за Алексея и подавно, — с сердцем обрезала Глебовна и поставила точку: — Он агроном теперь.
— Не обессудь тогда, Глебовна. — Настасья Корытова обидчиво, скобочкой поджала губы, засобиралась домой. Хозяйка не удерживала ее, и расстались холодновато.
«В самом деле, каким-то простоватым вырос Алешка, — маялась потом Глебовна в неусыпных думах. — И хватило же у меня толку присоветовать тогда агрономство. А он, что, рад-радехонек, далась ему эта рожь. Рожь да рожь — несыто живешь. И Тяпочкин, хитроумный мужик, не зря весь вечер ужимочки корчил, наперед видит Алешкину блажь: дескать, помотает агроном в колхозе сопли на кулак и о другом запоет. «Поживем — увидим… Агрономов, говорю, у нас перебывало — пруд пруди». И верно. И агрономы, и агрономши были, и все убёгли. Почему же это так-то? Все Дядлово знает, простоват Алешка. Приглуповат вроде. Он ни при чем, Алешка-то. Он молод. Совсем еще никто. Я виновата во всем, старая…»
Алексей спал в своей комнатушке, а у Глебовны в висках молоточки стучали и стучали… До утра не заспала Глебовна своих нелегких дум. Но утром, когда увидела Алексея, будто камень кто спихнул с сердца. Пока варила картошку и кипятила чай, парень побрился, умылся у колодца, вычистил сапоги и все время пел, насвистывал, по избе ходил гоголем, под тяжелой ногой его погибельно крякали половицы.
«Ах ты, — махнула Глебовна на все свои вчерашние мысли, — нешто такие, как Алешка, где пропадут. Эвон, молодец какой».
— Ты куда? — уже в воротах остановила Глебовна Алексея. — А завтракать?
— Потом, тетка Хлебовна. Первый раз иду на работу, а ты с завтраком.
— Сполошный, право слово…
Но парень широко шагал по берегу Кулима в сторону Дядлово. Солнце только что набирало силу. Над лесом заказника таяла дымка. В кустах у воды исходила белым светом робкая сумеречь. Река на самой стремнине серебрилась, а у берегов на плесах совсем застекленела. Обрыв
— Э-э-э?! — донесся из-за реки чей-то раздольный голос.
Алексей остановился, начал вглядываться в тот лесистый берег и увидел, что по крутому склону, придерживаясь руками за ветки и стволы деревьев, к воде спускался человек. Внизу, куда он торопился, под кустом была причалена лодка с высокой кормовой доской. И по лодке Алексей узнал, что кричал ему Сергей Лузанов.
— Чего тебе? — отозвался Мостовой.
— Подожди!
Но Алексей махнул рукой и пошел дальше. Не сделал он и десятка шагов, как над головой его грозно жикнула пчела. Он не обратил на это никакого внимания. Тут же, обдавая лицо его, гневно закружилась другая, третья, и через секунду вокруг уже гудом гудел весь воздух. Алексей кинулся бежать, отмахиваясь руками, однако вспомнил, что делать этого нельзя, замер. Но было уже поздно: пчелы жгли лицо, голову, шею. В один миг вся кожа у него вспыхнула острой, ядовитой болью, словно ее залили керосином и подожгли. Алексей натянул на голову пиджак, упал в траву бессознательно, боясь шевельнуться. Лежал он долго, пока не услышал хруст галечника под днищем лузановской лодки. Поднялся, откинул пиджак — откуда-то из-под ворота рубашки и из волос вылетели две пчелы, залились круто вверх, а у Алексея во рту загорчило вдруг, и, вспухая, жаркой болью наливались лицо и шея.
По широкой в этом месте отмели шел Сергей Лузанов. Шел неторопливо — он вообще не умел спешить, но легко. Сергей высок, собран, с длинным лицом и тяжелым подбородком, разрезанным надвое глубокой ямкой. Глаза у Сергея круглые и тоже спокойные. Смеется он редко и потому, увидев разукрашенного Алексея, совсем не улыбнулся.
— Нажгли? Сволочи. Меня на той стороне достали.
— А ты чего там?
— Батя, черт его побери, вилы сломал и вот поднял меня ни свет ни заря, выпроводил — поезжай, говорит, и без рогатины не вертайся. Обшарил я там все бугры — ничего не нашел. Нет подходящей. Я тебе что кричал: может, у Глебовны заготовка есть, а?
— Нашел тоже у кого искать. Корову ж она не держит и на покос не ездит. У ней не то что заготовку, самих-то вил не найдешь.
— Вот задачка. А ты куда?
— Пошел в правление. Представиться. Да сейчас придется повернуть оглобли. Куда в таком виде!
— Да, расписали они тебя. Это Настасья Корытова расшевелила, видно, раньше времени.
— Пойду домой, а то чувствую — глаза совсем заплывают.
Алексей пошел обратно к дому, а Сергей направился было к лодке, но передумал и пустился догонять Мостового.
— Алешка, Алеш, погодь чуточку. Вот задачка. Ты Клавку Дорогину… как она тебе?..
— Не присматривался.
— Ты послушай, Алеша. Мировая у нас с ней. Девка-то она какая — знал бы ты….
— Уедешь вот, так узнаю.
— У тебя до нее нос не дорос.
— Отцепись. Чего прилип, как собака к нищему?
— А Клавки тебе не видать.
Сергей остановился, недружелюбным взглядом проводил Алексея и стал спускаться к лодке.
Почти до самого дома Алексей никого не встретил. И слава богу, меньше пересудов. Однако у самых своих ворот столкнулся нос к носу с Карпом Павловичем Тяпочкиным. Колхозный бухгалтер торопился куда-то и, наспех кивнув агроному, прошел было мимо, но вдруг остановился и замер в изумлении, округлив острые глаза: