В вихре времени
Шрифт:
За раздумьями Николай не заметил, что уже подъехал к трёхэтажному дому на Пятницкой, где жил в казённой квартире.
Елагин позавтракал, надел мундир и поехал в Медведниковскую гимназию, где работал уже три года. Директор – Василий Павлович Недачев взял Николая преподавателем, благодаря его работе по теме “Влияние французской революции на внутреннюю политику России”, которую он начал писать ещё в годы учёбы. Николай рассчитывал впоследствии защитить диссертацию и получить звание приват-доцента Московского университета.
Но, несмотря на высокий профессионализм молодого преподавателя, коллеги по гимназии относились к Николаю Константиновичу скорее настороженно, чем дружелюбно. Их можно было понять – он был не женат и жениться не собирался, а значит, в разговорах о надоевших жёнах не участвовал, беднягам-мужьям не сочувствовал и об интрижках на стороне не рассказывал. О чём говорить с таким коллегой? С ним поделишься, а он, пожалуй, ещё и осудит тебя.
Похвалы начальства не прибавляли ему симпатии других преподавателей, потому как человек обычно не радуется чужим успехам, а, скорее, завидует и раздражается…
Но даже и не это больше всего отталкивало коллег от Елагина. Известно, что у каждого человека имеется тайная черта, которую он боится показывать окружающим. И Николай был не исключение. Он боялся пить. Есть же такие несчастные, что не переносят спиртное… Наш герой переносил, но весьма своеобразно.
После небольшого количества вина своим поведением он ярко демонстрировал пословицу "Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке". И пару раз на банкете, по случаю годовщины гимназии, Николай совершенно свободно высказывал своё мнение о том, что мужчины ему кажутся большими сплетниками, чем женщины, и после этого больше пить с ним никто решался, а значит, и тесной дружбы, увы, не получалось. Так Николай Константинович и держался особняком, оттого за ним и закрепилось университетское прозвище "отшельник".
После уроков Николай зашёл в учительскую и обнаружил общество преподавателей в полном составе. Вежливо поздоровавшись и получив такой же учтивый ответ, он заметил новое лицо – пожилого священника, приглашённого Недачевым на замену батюшки, который ушёл на пенсию в прошлом году. К удивлению Николая, священник по виду был ещё старше, чем прошлый.
– Батюшка, а вы разве не на пенсии? – спросил Елагин.
– На пенсии, на пенсии, милостивый государь, – добродушно ответил отец Тимофей, поглаживая седую аккуратную бородку. По фигуре он напоминал снеговика – невысокий и полный. Туловище венчала круглая голова с пронзительно голубыми глазами, над котороми расположились светлые кустистые брови.
– А зачем же вы хотите работать? – продолжал допытываться Николай, замечая, что ответы батюшки слушают и другие преподаватели.
– Денег, денег не хватает, – со вздохом сказал старичок, разводя руками.
Было в его манере повторять слова и картинно разводить руками что-то необычное. "Словно юродствует", – мелькнуло в голове Николая.
Господин директор ушёл, а преподаватели решили поближе познакомиться с новым священником. Закон Божий не пользовался популярностью ни среди гимназистов, ни среди учителей, но куда ж от него деваться? Положено, значит, надо получше узнать, что за фрукт – отец Тимофей.
– А скажите нам, отче, сами-то верите в то, что будете внушать бедным детям? – спросил учитель математики – господин Выкрутасов. Он сидел в единственном удобном кресле учительской, вальяжно закинув ногу на ногу.
– Что именно вас интересует, господин…
– Выкрутасов, к вашим услугам.
– Да-с, господин Выкрутасов… Так во что я должен верить или не верить? – повернулся всем телом к математику отец Тимофей.
– Ну, хотя бы в заповеди… Что толку их учить, если всё равно их никто не выполняет. Более того, предмет громко называется "Закон Божий"… За невыполнение закона в светском обществе существует наказание, а в христианском обществе и наказания никакого нет.
– Так вы считаете, что заповеди не нужны? Так я вас понял? – опять поглаживая бороду, спросил священник.
– А кому они нужны, если никто по ним не живёт и никто их не выполняет? – повторился Выкрутасов. Он подпиливал аккуратной пилочкой ногти и периодически вытягивал пальцы, чтобы посмотреть результат.
– Позвольте встречный вопрос, а кто должен их выполнять?
Молчание было ему ответом. Математик застыл с пилкой в руках.
– Вы хотите сказать, что каждый должен начать с себя? – очнулся сообразительный Митрофанов.
– А вы хотите начать с других? – повернулся к нему и хитро подмигнул отец Тимофей. – А если они не согласятся, то заставить, так ведь?
Митрофанов немного побледнел. Видимо, вспомнил текст марксистской прокламации, которую случайно оставил на столе Елагина. Николай тогда выхватил глазами фразу: "Не хотят – заставим во что бы то ни стало…"
– Так что же делать, если я выполняю заповедь любви к ближнему, а ближний и не думает мне отвечать тем же? – очнулся Выкрутасов, допрашивая священника словно грозный завуч.
Отец Тимофей снова картинно всплеснул руками:
– Так молиться, молиться и за него, и за себя…
– Ваши молитвы хоть кому-нибудь помогают? – насмешливо спросил Николай.
– А вы попробуйте, молодой человек, попробуйте…
– А что, господа, можно и попробовать, – зашагал к окну, поднимая ноги, словно журавль по болоту, долговязый Митрофанов, – вот полюбуйтесь – за окном дождь. Ливень, можно сказать. И конца ему не предвидится. Давайте помолимся, чтобы дождь перестал…
Он повернулся к иконе Спасителя, размашисто перекрестился и шутливо поклонился, дотронувшись рукой до паркета. Отец Тимофей серьёзно повторил молитву.
Преподаватели устали слушать бесполезный спор и засобирались домой. Николай тоже посмотрел на красный угол, где висела старинная икона Христа, и вздохнул, потому что он как раз больше всех хотел, чтобы дождь закончился – зонт благополучно лежал дома, оставленный впопыхах хозяином, а впереди ещё столько дел…
Учительская постепенно опустела. Николай поглядывал на отца Тимофея, который искал плащ в тёмном шкафу.
– Позвольте, я помогу, батюшка.
Ему было неловко за свой насмешливый вопрос. Он подал старичку плащ, и тут произошло что-то странное: священник посмотрел на него добрыми глазами и вдруг погладил его по щеке: