В военную академию требуется
Шрифт:
— А потом ты бы смог… выкинуть из головы?
— Да, — выдохнул светлый. — Ненавижу. Ненавижу за то, что ты чуть не угробила Гарди, стремясь сюда, за пятерых кадетов, которые, побывав в бездне, так и не пришли в себя, за то, что тебя мне навязали… Ненавижу. Себя. И презираю. За свою слабость. За то, что думаю о тебе. За то, что сегодня закрыл тебя собой. А не должен был. Я поступил не как будущий порубежник. Ты это хотя бы понимаешь?
Я сглотнула. Потому что понимала. Даже могла дословно процитировать слова устава: «Порубежник до сорока лет не принадлежит себе. Он меч, который разит, не зная жалости. Он не оглядывается назад. Его задача — уничтожить вырвавшихся из бездны тварей или умереть». Даже жениться и выходить замуж порубежники могли только после сорока. Когда заканчивался срок клятвы. Ибо хорош воин, если, вместо того чтобы убить тварь, он кинется прикрывать собой близкого.
— Хоть ты и гад, Риг, но спасибо, что спас. — Слова давались мне с трудом.
Я прекрасно знала, что, придись удар по мне, огненное щупальце раскроило бы не колет светлого, а мою шею.
— Вот за это, Крис, я еще больше тебя ненавижу. Почему ты говоришь «спасибо»? Ты должна была высмеять меня, сказать, что я никчемный порубежник, слабак… Но не благодарить.
— Может, потому, что я тоже идиотка? — Мне хотелось размозжить голову этому светлому, который вздумал меня учить, как нужно говорить гадости.
— Мне жаль, что я не смог удержаться. — Риг развернулся и решительно пошел к двери.
Сама не поняла, как у меня в руке оказался ледяной шар. И ведь даже заклинания не произносила. Я не смогла отказать себе в удовольствии швырнуть его в широкую прямую спину Рига. Но то ли светлый обладал чутьем, то ли просто — богатым опытом, но он успел закрыть за собой дверь… и лед так и не врезался в его башку.
Осколки рассыпались по палате, а я ударила кулаком по подушке.
Ненавижу! Вот только знать бы еще, кого больше: его или себя? За то, что, кажется, чувствую к этому гаду.
— Гад! Гад! Гад! — Внутри меня ломалось что-то поважнее костей. Может быть, надежда?
В душе бушевал буран. Да и не только в душе. Стены палаты покрылись инеем. На окнах расцвели морозные узоры.
В ушах стояли слова: «Если получу тебя, то смогу забыть». Была задета не только гордость. Меня. Хотели. Использовать. А потом перешагнуть. Мужская убийственная Логика: «Для тебя это должно быть в порядке вещей…» Задушила бы!
Вдохнула. Потом медленно выдохнула, повторяя про себя: я спокойна. Абсолютно спокойна. Да мою невозмутимость можно взаймы давать. Причем оптом. Даже отмороженным на эмоции эльфам.
Иней на стенах блестел. Ярость, застилавшая глаза, уходила, оставляя место расчетливой злости. Чтобы отвлечься, произнесла вслух:
— Интересно, этот Ригнар родился с таким сволочным характером или проходил специальные курсы?
Ответом мне была тишина, но собственный голос отрезвил окончательно, помог взять свой источник под контроль. Хотя, не скрою, далось это с большим трудом. А когда источник успокоился, я чувствовала себя так, будто еще раз переболела лихоманкой: во всем теле слабость, озноб и нет сил даже в бездну послать по кратчайшему маршруту.
Вспомнила слова мамы: все болезни от нервов. Вот уж точно. Правда, она потом еще добавляла, что нервы — от мыслей, а мысли от того, что не безразлично. А зря.
Теперь я понимала, насколько она была права. Значит, нужно успокоиться и выбросить этого Рига из головы. Будто его и вовсе не существует.
Я растянулась в постели. Та была столь же тепла, как элитный гроб, простоявший не меньше века в фамильном склепе. В голову настырно лезли мысли о том, кто для меня не существует.
Повертелась, взбила подушку. Перевернулась на бок. Потом на другой. И поняла, что не засну. А если и дальше буду валяться в постели и изводить себя дурацкими мыслями, то завтра я точно буду не хуже вурдалака. А уж злее — это точно. Надо было чем-то себя занять.
Мысль, до этого противной мошкой вившаяся на краю сознания, запищала назойливее.
В академии меня бесило многое.
Пальму первенства, конечно, сейчас держал Риг, но и в остальном…
Меня бесило то, что я в магии как слепой котенок.
Раздражало то, что преподаватели относятся ко мне как ко второму сорту. Лишь потому, что я девушка.
А еще надоели косые взгляды и шепот за спиной: пожирательница отправила своих обидчиков в бездну.
Разобраться как с первым, так и со вторым, и с третьим в данный конкретный момент было проблематично, а вот касаемо бездны…
Решено. Я выясню, кто это сделал. Хотя, если учесть, что всех кадетов с высоким уровнем дара проверили на ложь и виновника так и не нашли…
Я доковыляла до окна и распахнула створки настежь. Вы глянула на улицу и только тут ощутила, насколько в палате было холодно.
Перевалившись через подоконник, я поняла, что даже не представляю, как позвать Кару. Ну не орать же на всю округу: «Зайка моя!» Тут скорее прискачет не пушистая, а лэрисса Йонга, причем со смирительной рубашкой на изготовку.
Впрочем, если обнаглеть до нужной степени, то все становится возможным. В том числе и найти заю. Потому я позвала. Только не демоницу, а духа академии. Для этого хотя бы орать не нужно во все горло. Виувир наверняка и шепот услышать может.
Сначала было все тихо. Прямо как на кладбище в полнолуние. И, надо сказать, настроение у меня было соответствующее обстановке.
А потом над ухом прозвучал вкрадчивый шипящий голос:
— Темной грех предаватьс-с-ся унынию, когда вокруг с-с-столько других, более с-с-соблазнительных грехов…
Виувир выполз из стены. Сегодня он был не такой большой, его змеиное тело оказалось не больше локтя длиной. Аккурат на подоконнике поместился.
— Зато этот самый дешевый. Поэтому я могу себе позволить печалиться даже впрок. — Я пожала плечами.
— Значит, нравится с-с-страдать? — Змей наклонил голову.
— Нет.
Разговор ни о чем определенно действовал на меня благотворно. Я даже села на подоконник и свесила ноги на улицу. Небо давно вызвездило, чернильный мрак затопил все окрест.