Шрифт:
Сдатчики
За бортом гудит шести бальный шторм, мы сидим в отсеке и, распершись по бортам, тупо пялимся на кренометр.
– Ду-ду-ду, – размеренно молотит внизу компрессор, восполняя сжатый воздух после всплытия.
Уже с час наш ракетоносец болтает в Белом море, где в точке рандеву*, на борт надлежит принять очередную бригаду сдатчиков.
Сдатчики – это специалисты СМП, на котором построен крейсер, а мы – экипаж, испытывающий его в море.
– И когда уж
– Хрен он придет при таком шторме, – прислушиваясь к гулу за бортом, отвечает спец правого борта Саня Порубов.
Я сижу на своем, молчу и апатично жую галету.
Внизу металлически звякает трап и в узком люке возникает мокрая фигура в канадке.
– Ну что, заскучали орелики? – ступает на палубу и стягивает с головы капюшон, наш командир БЧ, капитан-лейтенант Мыльников.
– Заскучаешь тут, – недовольно брюзжит Саня. – Болтаемся как яйца в штанах.
– Ну и матерщинник, ты Порубов, – плюхается в свое кресло Сергей Ильич. – Королев, – дай пожевать.
Я извлекаю из зашхереной банки несколько галет, кряхтя пролезаю под направляющей балкой торпедного аппарата и сую их «бычку» в руки.
– А на мостике полный абзац, – смачно хрустя, ухмыляется Сергей Ильич. – Заливает, того и гляди потонем.
– Типун вам на язык, – бурчит Олег. – Ну и шутки.
– Да это я так, для поднятия тонуса, – белозубо скалится Сергей Ильич и поочередно стягивает с себя канадку, ватные штаны и сапоги.
– Емельянов! – балансируя на палубе, наклоняется он над люком.
– Я! – глухо доносится оттуда и в проеме возникает чубатая голова в пилотке.
– На вот, посуши в компрессорной, – поочередно передает ему канадку и штаны бычок.
Оставшись в водолазном свитере и синем РБ, он снова усаживается в кресло, выщелкивает из штатива телефон и звонит штурману.
Судя по разговору, получен благоприятный прогноз, а буксир где-то на подходе.
– Так, проверить аппараты и торпеду! – поворачивается вместе с креслом бычок.
Настроение заметно улучшается, и мы принимаемся за работу.
Для начала осматривается лежащая на нижнем стеллаже правого борта практическая торпеда, с красной полосатой башкой, опоясанная бугелями, на аппаратах расхаживаются приборы установки глубины, режима и маневрирования при стрельбе, а потом в холостом режиме прогоняется ее автоматическая система.
– Все нормально, товарищ капитан-лейтенант, – вырубает Олег мерцающий экран пульта, и на нем гаснут цветные мнемосхемы.
– Интересно, как там наши деды, наверно укачало вдрызг? – усевшись на торпеду, ухмыляется Саня.
– Это вряд ли, – сопит Олег, подтягивая кремальеру верхнего люка. – У них вся корма в ракушках.
«Дедами» мы называем бригаду торпедистов-сдатчиков, которая в числе прочих должна прибыть на буксире. С ними мы работаем в заводе и болтаемся в море уже несколько месяцев и весьма сдружились. Мужики все здоровенные, в возрасте и весьма колоритные.
Бригадир – Илья Васильевич Шамин, пять лет служил комендором на крейсере, Клавдий Павлович Югов в войну был старшиной команды торпедистов на «щуке», а самый младший, которого они зовут пацаном, демобилизовался с флота лет пять назад. Шамин и Югов коренные поморы, окают и знают все о торпедном оружии.
В море с нами идут только те сдатчики, чья техника будет испытываться на выходе.
Сейчас с нами на борту сдаточные команды гидроакустиков и радиометристов, ученые мужи из двух отраслевых «КБ» и принимающие у них комплексы, военпреды.
Всю предшествующую неделю, находясь под водой и периодически всплывая, мы устанавливали «контакты» с выполняющими роль целей эсминцем и дизельной подлодкой, а также испытывали корабельные «глаза и уши», в других режимах.
Техника отработала исправно, теперь эти сдатчики будут высажены на буксир, а мы примем оттуда новых. Впереди «прогонка» торпедного комплекса, стрельба одиночной торпедой в ручном режиме и снятие контрольных параметров.
Перед самым обедом тишину отсеков разрывают колокола громкого боя, и следует команда «носовой швартовой подняться наверх».
– По кОням! – бросает нам с Олегом Сергей Ильич, и быстренько напялив на себя сапоги, ватники и спасательные жилеты, мы спускаемся вслед за ним на нижнюю палубу.
Там к нам присоединяется трюмный Леха Емельянов, а у трапа, ведущего в центральный пост, еще двое – радиометрист и химик. Все мы похожи на пингвинов и неуклюже лезем вверх.
– В центрально следует краткий инструктаж и вся команда, поочередно исчезает в шахте люка.
В рубке сыро и собачий холод, с мостика слышны глухие команды, а между выдвижных устройств, втянув головы в воротники, дымят зажатыми в кулак сигаретами убывающие с корабля сдатчики.
– Шустрей, шустрей, сынки, что плететесь как вошь на поводке, – бросает какой-то сидящий на своей кисЕ остряк, и все довольно ржут.
– Не шебушись папаша, успеешь, – басит в ответ Олег, Сергей Ильич гремит внизу клинкетом рубочной двери, и внутрь врывается гул моря.
По команде бычка, цепляясь за ледяной поручень, мы перебегаем по заливаемому волнами обводу в сторону кормы, ныряем во вторую, отдраенную им дверь и сопя карабкаемся по трапу на обледенелую ракетную палубу.
Тут вовсю гуляет ветер, но шторм заметно утих и крейсер стоит лагом к волне.
С подветренной стороны, выбрасывая облачка выхлопов из труб, к нему приближается морской буксир, на палубе которого чернеет кучка людей.
– Приготовиться принять швартовы! – орет с рубки в мегафон помощник, Сергей Ильич дублирует команду, мы поднимаем пару выдвижных кнехтов и подходим к краю.
Затем буксир возникает у борта и с него летят бросательные, с прикрепленными к ним швартовыми.
Через несколько минут он надежно к нам «привязан», и с буксира подается сходня.