В защиту науки (3)
Шрифт:
Правящая номенклатура, вынужденная ради успеха «перестройки» дать чуть больше свободы интеллигенции, боялась её. В системе госбезопасности и партийных органов существовала целая армия надзирателей, ловивших и давивших каждый чересчур вольный вздох. Сюда входила и когорта борцов с «сионизмом», а попросту говоря, профессиональных антисемитов (антисемитизм нашей бюрократии всегда был только одной из форм ненависти к интеллигенции в целом, без различия национального состава). Никакой другой профессии у этих функционеров не было, никаким другим занятием заработать себе на жизнь они были не способны. Раскрепощение интеллигенции, усиление её позиций в обществе означали бы для всей этой братии жизненную катастрофу. Поэтому была принята программа в духе партийной диалектики: давая больше воли интеллигенции, тут же создать для неё пугало. Евреев по
Задолго до этого, ещё в конце 40-х — начале 50-х, кампанию «по борьбе с космополитизмом», в ходе которой досталось отнюдь не только евреям, великий драматург и великий острослов Евгений Шварц назвал «сероводородной бомбой». В «перестройку» это оружие снова пустили в ход. ГБ и её подручные стали изводить интеллигенцию тем же способом, каким хорек выживает чистоплотного барсука из его норы. Уже в 1986 г. выползла на свет пресловутая «Память» и стала разгораться в журналах и газетах, присвоивших себе звание «патриотических», юдофобскаяя кампания, которой в меру сил противостояли издания либеральные (так называемая «журнальная война»).
Два процесса развивались параллельно: каждый шаг по пути разумных преобразований — гласность, разоблачение преступлений Сталина, разрешение индивидуальной трудовой деятельности и кооперативов, введение системы альтернативных выборов — сопровождался усилением юдофобской истерии вплоть до прямых угроз массовых погромов. В либеральной прессе это явление прозвали «депортация страхом».
Набрать недоумков для комплектования группировок вроде «Памяти» труда не составляло. И с кадрами для «журнальной войны» тоже проблем не возникло. В нашей литературе со времён «борьбы с космополитизмом» сложилась и постоянно пополнялась плеяда тружеников пера, которых Твардовский, Паустовский и Чуковский, судя по дневникам последнего, ещё в 60-е годы в разговорах между собой попросту, без всякой политкор-ректности называли «черносотенцами и подонками». Этой ораве только нужно было дать команду «фас!».
Решение о такой команде, разумеется, было принято на самом верху. Только тот, кто не имеет ни малейшего понятия о советских реалиях, может думать, будто в 1986 г. создание в СССР легально действующих фашистских группировок и развязывание открытой фашистской пропаганды было возможно без высочайшей санкции. Понятно, что в этом случае, как и во многих других, Горбачёв не предвидел последствий. Но перед историей глупостью не оправдаешься. На её суде это отягчающее обстоятельство.
Потери СССР вследствие той «журнальной войны» оказались самыми большими после Великой Отечественной: только за период 1988–1991 гг. свыше 600 тыс. человек. Пусть не убитыми, не пленными, пусть эмигрантами, всё равно: на военном языке — потери безвозвратные. Уезжавшие (бежавшие) в основной массе своей были интеллигентами среднего звена — инженерами, врачами, учителями. Именно с них начался в России процесс ликвидации интеллигенции как класса. Это была трагедия не только дляя выдавленных с родины, но и для государства, учитывая нашу без того катастрофическую нехватку людей. Прекрасно помню, как заведующая хирургическим отделением детской больницы, в которой тогда пришлось делать операцию младшему сыну, с горечью говорила мне о бедственном состоянии своей клиники после отъезда лучших хирургов.
Главный же ущерб оказался вообще несоизмерим с потерями, вызванными бегством евреев. Случилось то, что неизбежно должно было случиться в таком многонациональном государстве, как Советский Союз: появление в России фашистских группировок, явно покровительствуемых властями, открытая фашистская пропаганда, развернутая претендовавшими на солидность литературными журналами, — всё это немедленно отозвалось в союзных республиках. Там стали бурлить и прорываться давно копившиеся собственные национальные страсти. Конечным итогом стал полный развал великой державы, чего внешним врагам не удалось добиться в двух мировых войнах. «Патриоты» поработали на славу.
Но самым энергичным деятелям правящей номенклатуры к тому времени было уже плевать на судьбу страны. Они произвели собственную «перестройку» в отношении целей и средств. Вместо борьбы за реформирование социализма и научно-технический прогресс они предпочли сбросить в небытие всю прежнюю систему вместе со старшими функционерами, закоснело цеплявшимися за чисто политическую власть, а сами — с использованием партийных капиталов и связей — ринулись на захват общенародной собственности, объявленной ничейной…
«Землетрясение», разрушившее СССР, ещё не утихло, когда под водительством Ельцина в России начались так называемые «экономические реформы». Сталинисты и самозванные «патриоты» с тех пор не устают обвинять Гайдара и его команду в сознательном ограблении народа. Возражая им, либералы доказывают, что в условиях распада всех хозяйственных связей и жесточайшего цейтнота гайдаровцы действовали единственно возможными методами.
Думается, одна из этих версий стоит другой. Да, «младоре-форматоры» открыли путь к неслыханному обогащению весьма малосимпатичным персонажам (а иные и сами неплохо обогатились на своих «реформах»), но дело здесь явно не столько в изначальном злом умысле, сколько в изначальной порочности выбранной концепции «реформ». Попросту говоря, в элементарной некомпетентности «младореформаторов». Они не понимали, что современная рыночная экономика — это прежде всего конкуренция новейших технологий. Не понимали, что единственным богатством, которое скопила советская власть за 70 лет существования (пусть во многом поневоле, для обеспечения потребностей ВПК), был класс интеллигентов-специалистов. И ради того, чтобы ввести в России примитивный капитализм по прописям Адама Смита, с легкой душой обрушили весь научно-технический комплекс государства.
Привлечь к решению вопроса собственно научно-техническую интеллигенцию, конечно, никто не подумал. И отнюдь не только по причине пресловутого цейтнота. В.С. Цаплин в книге «Странная Цивилизация» (издательство «АСТ-Астрель», 2006) отмечает: «Люди, олицетворяющие власть, или её обслуживающие, позволяют себе с высокомерной снисходительностью относиться к технократам, т. е. людям, получившим естественнонаучное или техническое обучение и работающим в соответствующих областях. В то же время преимущества технократов в меньшей склонности к мифологизации сознания и более развитой профессиональной способности к аналитическому мышлению. Эти качества необходимы при решении социальных вопросов в не меньшей степени, чем в науке и технике. Технократы полагают, что даже такое сложное образование, как человеческое сообщество, может быть проанализировано и приведено в соответствие со здравыми представлениями о разумной организации жизни. С многих точек зрения технократы способны дать фору любому профессиональному политику, хотя мифологизированный электорат просто не в силах понять, что сегодня возможности рационального мышления и реального знания превышают власть силы, денег и манипулирования сознанием».
По сути, наши «младореформаторы», как бы ни отплевывались они от коммунизма, повели себя в точности как большевики после Октябрьской революции, только со знаком минус. И в 1917, и в 1992 г. жизнь страны взялись переустраивать люди, не проработавшие ни дня в сфере реальной науки, реального производства, и просто не представлявшие себе, как создаются материальные ценности. Похоже, что и гайдаровцы, и большевистские лидеры были убеждены, что булки растут на деревьях и всё дело в том, чтобы поменять собственника деревьев. Ленинцы считали: стоит отменить частную собственность, как сразу наступит социализм. Гайдаровцы: стоит отменить общественную собственность, раздать всё в частные руки, как установится капиталистическое процветание.
К чести ленинских большевиков, оплёванных теперь со всех сторон — и либералами, и «патриотами», и сталинистами, — следует сказать, что большевики учились на своих ошибках на удивление быстро. Собственная теория Ленина требовала, чтобы социализм превзошёл капитализм в производительности труда, и он, великий прагматик, почти сразу после прихода к власти осознал: одним энтузиазмом «освобожденных» рабочих и крестьян тут не взять, нужны самые передовые наука и техника.
Теперь охотно вспоминают известную фразу Ленина «Интеллигенция — не мозг нации, а её г…». Но почему-то забывают о том, как в тяжелейших условиях Гражданской войны создавались научные центры, обеспечившие будущее могущество страны. Физико-технический институт, Радиевый институт, Центральный аэрогидродинамический институт, Государственный оптический институт и другие научные организации, которых не знала дореволюционная Россия и которые сделали новую Россию — СССР великой державой, были основаны именно в 1918–1922 гг., когда экономическая и политическая ситуация была, мягко говоря, несколько хуже ситуации начала 90-х.