Валентайн
Шрифт:
Лифт открывается прямо в номер. Бархатные занавески на окнах. Очертания небоскребов на фоне неба. Грохот уличного движения. Наверное, это Нью-Йорк.
Принц Пратна сидит в кресле.
— Здравствуй, Премкхитра, — говорит он.
Хит соединяет ладони в традиционном вай и становится на колени, так чтобы ее голова не возвышалась над головой старейшины рода.
— Подойди ближе, моя хорошая, — говорит он. Не вставая с колен, она подползает чуть ближе. Он улыбается, и она думает про себя: я слышала столько историй про дедушку, что он испорченный и нехороший, но он кажется добрым и милым. Почему, интересно, о нем сочиняют столько плохого?
Леди Хит замечает, что через комнату протянута сайсин, священная
— Дедушка, — спрашивает она, — а зачем тебе сайсин?
— Это защита, моя хорошая. — В его глазах — доброта и забота. — Случилось ужасное. Злые силы вырвались из нижнего мира и угрожают нарушить космическое равновесие. Войди в круг, Премкхитра. Тебе тоже нужна защита. Ты еще совсем девочка, а Америка — страна жесткая и суровая. Я пытался отговорить твоих папу с мамой, чтобы они тебя не посылали сюда, но...
Он протягивает руку, и в руке вдруг возникает кукла Барби.
— Вот. Ты всегда хотела такую куклу, — говорит он, — а родители так и не нашли время, чтобы тебе ее купить...
Хит смеется... девочка у нее внутри смеется... она переступает сайсин, бежит к дедушке, хочет обнять...
Кукла стареет, ссыхается, рассыпается в пыль...
Она — на кладбище в Бангкоке... где-то поодаль монахи читают мантры... в тени высокой пагоды горит огонь — погребальный костер... ее дедушка больше не добрый старик с милой улыбкой... теперь он чудовище, состоящее из одной головы и внутренностей, которые тянутся за ним по земле, когда он ползет к ней... все ближе и ближе...
— Дедушка! — кричит она.
— Это все из-за тебя, — говорит он. Теперь его голос — как режущий ухо скрежет. — Ты написала мне из Америки — расхвалила этого своего Тимми Валентайна... что он — самый лучший и вообще самый-самый... из-за тебя Боги Хаоса погнались за ним... если б не ты, я никогда бы не стал вот таким... это ты виновата, ты...
— Нет! — кричит она, разворачивается и бежит прочь. Но он приближается. Она бежит и бежит — мимо все тех же мраморных плит, гранитных ангелов, каменных львов в тайском стиле... Она понимает, что круг замкнулся... что ей не сбежать...
Она чувствует, как к ноге прикасается липкий язык...
Дерьмо дерьмо дерьмо я хочу тебя съесть я так зол на тебя дерьмо дерьмо дерьмо почему я так зол на тебя дерьмо дерьмо дерьмо я хочу тебя я хочу тебя съесть высосать все дерьмо из твоей задницы чтоб тебе провалиться вы — люди — вы просто ходячие мешки с дерьмом а я так голоден голоден голоден я хочу тебя съесть съесть все твое дерьмо дерьмо дерьмо твое дерьмо
И вдруг она кое-что вспоминает. То есть ей кажется, будто это воспоминание. Но она не уверена. Может быть, это просто фантазия. Выдумка. Ей лет семь-восемь. Она лежит в кроватке. Нянюшка рассказала ей на ночь сказку про фи красу и предупредила, что надо остерегаться Си Ю, маньяка-убийцу, который ест печень маленьких детей. Она вся дрожит, вся в холодном поту. Ей приснился кошмар. Кондиционер не работает, потому что из-за урагана на всей улице нет электричества, и она знает — чувствует, — что в комнате кто-то есть. Злое чудовище, сотканное из тьмы. Оно наклонилось над ней, оно хочет ее схватить. Она говорит себе: Мне приснился кошмар. Это — сон, просто сон. Не надо, наверное, чтобы няня рассказывала мне такие ужасти перед сном, — но это не помогает, потому что чудовище не уходит, и она говорит себе: Я же большая девочка, и я знаю, что фи красу не существует на самом деле, это все сказки, — но когда она закрывает глаза и зажмуривается, она чувствует, как что-то мокрое и холодное прикасается к ее щеке, чей-то язык... и она замирает от ужаса, а когда собирается закричать, чья-то рука зажимает ей рот, и она давится криком, и слышит голос... скрипучий голос чудовища... и он говорит: Я так зол на тебя, я хочу тебя съесть... и она замыкается в этом воспоминании, отгораживаясь от всего, что происходит сейчас, и говорит себе: Это сон, просто сон... я, наверное, сплю, и мне снится...
Чудовище на кладбище уже обвивает ее, как щупальцами, скользкими внутренностями, и она кричит...
— Нет! Дедушка, нет! Тебе пора умереть, по-настоящему... а мне надо убить эти жуткие воспоминания... прогнать тебя из моих кошмаров...
Фи красу истошно кричит. Кажется, самый воздух сотрясается от его пронзительных воплей...
— Иди к своему новому перерождению, — говорит она. — Иди, дедушка, и возьми с собой всю мою любовь. Я прощаю тебя. И люблю.
Крик вонзается в ночь...
И вдруг все меркнет. Она вышла из круга сайсин. Теперь она оказалась в огромном храме, и там стоит деревянная лодка, а в ней — тело принца Пратны, и лодка горит в погребальном огне. Может быть, думает Хит, это видение из будущего. Она видит своих родителей. Мать одета в шикарное черное платье от Диора. Отец — в белом костюме с черной траурной повязкой на рукаве. Монахи читают слова из буддистских писаний:
Все преходящее — только иллюзия.
Жизнь есть страдание.
Воздух пропитан ароматами благовонных курений и жасмина. Атмосфера вовсе не тягостная, потому что буддистские похороны — время для радости, когда душа покидает несовершенный мир и переходит на высший план бытия.
— Иди к своему новому перерождению, дедушка, — шепчет она, стирая слезинку, дрожащую в уголке глаза.
И вдруг рядом с ней возникает Пи-Джей. Но здесь он бесплотный. Присутствует только дух. Он пришел, чтобы сказать ей, что битва еще не закончена, что им еще предстоит победить самую темную тьму, прежде чем выйти из мира за зеркалом...
• память: 1519 •
Прошло время; теперь мальчик-вампир поселился в Тенотчитлане, столице ацтекской империи — центре мира. Жрецы пирамиды, которые поймали его в лесу, были полудикарями: они селились в древних заброшенных храмах — как крабы-отшельники селятся в раковинах мертвых моллюсков — и совершали там тайные ритуалы. Темные и суеверные люди, они и не ведали о философии, космогонии и теологии, процветающих в просвещенной столице. Но все-таки им хватило ума понять, что они обнаружили существо, которое если и не было богом, то все-таки было достаточно близко к чему-то нездешнему, что для их разумения слишком сложно. Так что они доставили его в соседнее царство, где хотя бы была стена вокруг главного поселения. Те, в свою очередь, переправили его в город, которому подчинялись, и уже оттуда он попал во дворец Монтесумы — правителя мира.
Того в последнее время начали мучить кошмары о возвращении с востока Кецалькоатля и уничтожении вселенной в огне, и он увидел в мальчике-вампире посланца Тецкатлипоки, бога, говорящего через дымящиеся зеркала, который живет на вершине большой пирамиды в центре города. Может быть, мальчик — хотя он пока и не знает ацтекского языка — пришел помешать предсказанному разрушению мира. И да, это правда: он очень красив — красив неземной красотой, с его лунной бледностью, и ясными немигающими глазами, и черными длинными волосами, подобными шкуре пантеры. Монтесуме не раз доносили, что по ночам мальчик превращается в ягуара и пьет кровь людей. Что есть хорошо. Не нужно изобретать никаких чудес для народа, когда настоящее чудо — вот оно, под рукой.