Валентин Катаев
Шрифт:
Мне вспомнился этот разговор, когда Катаев пригласил в свой кабинет нескольких сотрудников редакции, чтобы посоветоваться перед предстоящим ему докладом к столетию со дня рождения Чехова. В Чехова он был влюблен, считал его величайшим русским и мировым писателем. Говоря о мировом значении Чехова, он вспомнил одну из своих бесед с Анри Барбюсом.
На вопрос, кого вы особенно цените из писателей Франции, Катаев ответил: «Золя, Бальзака, Флобера и, конечно, Мопассана…» — «Как, вы увлекаетесь Мопассаном! — воскликнул Барбюс. — Не понимаю, зачем это вам? Ведь у вас есть Чехов!»
Катаев видел в Чехове создателя новой чудесной формы рассказа, где изображение и повествование органически спаяны. Возьмите, сказал он, любого крупного писателя и проследите, как он пишет. Вы увидите, что изображение существует раздельно от повествования. А у Чехова повествование удивительно мастерски впаяно в изображение. Пейзаж у него существует не сам по себе, а неразрывно слит с образами и поступками героев. По мнению Катаева, Чехов оказал огромное влияние на творчество лучших наших писателей. «Вы это можете проследить на Алексее Толстом. И не только на «Детстве Никиты», но и на «Хождении по мукам».
Публикуя свои произведения в «Юности», Катаев был предельно строг к себе. Отдавая для публикации в «Юности» свой новый роман «Хуторок в степи», он поручил отделу прозы обязательно ознакомить с романом всех членов редколлегии, собрать их отзывы и замечания и только после этого готовить роман к сдаче в набор. К каждой своей публикации — неважно, большой или малой — он был очень внимателен, сам следил, чтобы не проскочила ошибка или опечатка. Столь же требовательно он относился и к работе авторов над своими произведениями. Однажды мне пришлось присутствовать при его разговоре с Юрием Казаковым, предложившим редакции рассказ «Звон брегета».
В редакции рассказ некоторым нравился. Но Катаев отклонил его и решил сам объясниться с Казаковым.
Привожу эту беседу по своей записи:
«КАТАЕВ. Ваш рассказ может быть напечатан и в таком виде, но я хочу предупредить вас, как писатель писателя: вы находитесь на опасном пути. Вся манера письма, вся интонация, вся музыка произведения заимствованы вами у Бунина. Я очень люблю Бунина. Но ведь у Бунина свое, а у вас заимствование.
КАЗАКОВ. Мне кажется, вы не совсем правы. У меня есть рассказы, которые я написал до того, как впервые раскрыл книги Бунина. И, несмотря на это, меня обвиняют в заимствованиях у Бунина.
КАТАЕВ. Дело в том, что вы могли заимствовать не прямо у Бунина, а через посредство других писателей, на которых Бунин оказал огромное влияние. Например, у Паустовского. Это как инфракрасные лучи или как эманация радия. Вы их не видите, а они на вас оказывают воздействие.
КАЗАКОВ. Мне кажется, что даже Шолохов не избежал влияния Бунина.
КАТАЕВ. Это совершенно справедливо. Больше того: Шолохов вышел из «Казаков» Льва Толстого, а затем испытал огромное влияние Бунина. Заимствуют ли (или вернее — крадут) писатели друг у друга какие-то художественные находки? Однажды Алексей Толстой спросил у меня: «Послушай, ты когда-нибудь крадешь у других то, что тебе очень понравилось?» Я ответил, что «краду». Толстой сказал: «Я тоже краду». Но это надо делать умеючи. Представьте себе: у какого-то писателя вы обнаружили деталь, образ, слово, которые теряются в ряде других. А вы возьмете их и поставите у себя так, что они заиграют. Взяли и видите — у вас это стоит по-настоящему здорово! Влияние талантливого писателя просачивается через любые кордоны.
…Часто очень трудно избежать влияния любимого писателя. Но это надо! Когда вы пишете, вы должны как-то чувствовать за спиной «второе я». Вы должны советоваться сам с собой, и это «второе я» должно вас удерживать от подражаний. Вот вы сами не так говорите, не тем языком, не с той интонацией, как написали этот рассказ.
…У нас многие не избежали влияния Бунина. Например, Паустовский. Но он внес и свое. Когда вы начинаете читать «Молодую гвардию», вы чувствуете влияние Льва Толстого на А. Фадеева. Но Фадеев внес и свое. А вы говорите чужим голосом… Я бы не стал печатать этот рассказ в «Юности» в таком виде. Я бы его переписал. Вы мне не верите? Не согласны со мной? Ну, тогда как хотите. Можем напечатать рассказ в таком виде. Но вам же будет хуже.
КАЗАКОВ. Я подумаю над вашими словами. Но мне хотелось бы увидеть этот рассказ в «Юности». Может быть, мне просмотреть его и почистить от бунинского влияния?
КАТАЕВ. Нет, упаси вас боже! Его можно только переписать заново. А если вы захотите убрать отсюда Бунина — весь рассказ рассыплется. Уж лучше тогда не трогайте! Давайте его печатать так…»
Мне неизвестно, учел ли Казаков замечания В. Катаева. Знаю только, что рассказ «Звон брегета» напечатан в 1963 году в сборнике рассказов Казакова (М., изд-во «Советский писатель»).
Приведу еще запомнившийся мне разговор Валентина Катаева с Евгением Евтушенко.
Валентин Петрович высоко ценил талант молодого поэта, но был требователен к нему, не прощал двусмысленности, фривольности. Так, однажды Евг. Евтушенко принес нам довольно большую подборку стихов на «интимные» темы. Стихи эти Катаев вернул Евтушенко, сказав при этом:
«Я вам вообще не советую печатать эти стихи где бы то ни было. Не обязательно интимные отношения тащить в поэзию!»
Евгений Евтушенко, улыбаясь, выслушал Катаева и отнес эти стихи в журнал «Октябрь», где они и были напечатаны. Подборка эта подверглась строгой критике, наделала много шуму.
Во время отпуска, который В. П. Катаев с женой проводил в Париже (где уже много лет шла его пьеса «Квадратура круга»), он серьезно заболел. Врачи считали, что нужна срочная операция. Но, верный правилу, что дома стены помогают, он вылетел в Москву, где ему была успешно произведена операция.
После болезни В. П. Катаев стал все реже появляться в «Юности» и в начале 1962 года передал бразды правления новому главному редактору «Юности» Борису Полевому…
Татьяна Тэсс
Зоркость художника
Для настоящего писателя творческая командировка — это вся его жизнь. Командировка продолжается всегда: и тогда, когда писатель сидит в конторке прораба на строительстве дальнего завода, и тогда, когда он шагает, размышляя, по улицам Москвы. В эту бессрочную, сложную, ответственную командировку его послало дело, которому он служит.
Таким писателем мне всегда представляется Валентин Катаев.
«Устройству» зрения Валентина Катаева нельзя не позавидовать.
Глаз писателя — очень сложный «механизм». Однажды довелось мне быть с несколькими моими товарищами, писателями, в поездке. Мы провели целый день вместе, прошли по одним и тем же улицам, видели один и тот же завод, одних и тех же людей.