Валентина. Мой брат Наполеон
Шрифт:
— Особенно, если рыдает женщина, — вставил Мюрат.
— И если эта женщина — Жозефина, — сказала я с неприязнью, так как знала, что ее сильнейшим оружием были слезы. — Я тоже попробую… если смогу.
Наполеон сидел за письменным столом, заваленным книгами и разными бумагами. С преувеличенным вниманием он изучал очередное донесение, игнорируя меня. Пока я ждала, Наполеон три или четыре раза дернул левым плечом — еще один признак, что он рассержен. Наконец он поднял на меня глаза, сделав мину удивления. Нахмурившись, брат сразу же перешел к делу.
—
— В первую же встречу? — резко возразила я. — Даже у Мюрата не хватит на это смелости.
— У Мюрата хватит смелости на все что угодно, когда он наедине с хорошенькой девушкой.
— Он только попросил меня потанцевать с ним сегодня на балу.
— Мюрат хорош на поле боя, — проговорил Наполеон мрачно, — но он скверный танцор. Я очень редко видел его танцующим.
«Интересно», — подумала я.
— Какое из моих вечерних платьев мне следует надеть сегодня на бал? Мне очень хотелось бы сделать тебе приятное.
— Ночную рубашку, — ответил он, швыряя донесения на стол.
— Но Наполеон!
Он все-таки пробовал шутить.
— С чего ты взяла, что я позволю тебе присутствовать на балу? — заявил Наполеон. — Ты должна пораньше лечь спать, поэтому лучший твой наряд — ночная рубашка, — добавил он, лишая меня последней надежды.
Я попыталась зареветь, но у меня ничего не получилось. Наполеон цинично усмехнулся. Я было сделала еще одну попытку, но вновь неудачно. Поразмыслив, я решила, что не громкими воплями и криками надо добиваться своего, а хитростью.
— Наполеон, разве ты в мои годы никого никогда не любил? — спросила я.
— Ты хочешь сказать, — заметил он, — что полюбила Мюрата с первого взгляда?
— Сперва ответь на мой вопрос, Наполеон, — потребовала я.
В его глазах появилось мечтательное выражение. Я с надеждой ждала.
— Любил, — сказал он тихо. — Но я был тогда старше, чем ты сейчас. После окончания военной школы меня направили в гарнизон города Валанс. Я чувствовал себя одиноким так далеко от родного дома. Меня приютила госпожа Коломбье, которая, казалось, не имела ничего против, когда я большую часть свободного времени проводил в обществе ее юной дочери Каролины.
— Она была хорошенькая, эта другая Каролина?
— Да, хорошенькая, но прежде всего у нее было доброе сердце и мягкий характер.
— Доброе?
— Совсем не то, что ты думаешь, — резко бросил Наполеон.
— Прости, пожалуйста, — с напускным раскаянием вымолвила я.
— То было прекрасное лето, в Валансе, настоящая идиллия. — Его глаза вновь стали мечтательными. — Любовь Каролины укрепила мою уверенность в себе. Тогда я был застенчив и одинок. Моя внешность не отличалась особой привлекательностью. Очень худой, я, вероятно, выглядел вороньим пугалом — длинные волосы и запавшие бледные щеки. И кроме того, я был беден. Мать Каролины ясно дала понять, что желает для своей дочери богатого мужа. Порой мне казалось, госпожа Коломбье, приютив меня, поступила жестоко. А Каролина, спрашивал я себя, что она нашла во мне такого?
— Первый или, по крайней мере, второй поцелуй, наверное, рассеял твои сомнения?
— Мы никогда не целовались, — ответил Наполеон, скорее сурово, чем мечтательно. — Не было людей чище и невиннее нас. Никого! Это, тем не менее, не мешало нам устраивать тайные свидания. Особенно запомнилось мне последнее, утром на рассвете. Рука об руку мы направились собирать вишни.
— Как трогательно, — пробормотала я, стараясь придать голосу печально-сочувственный тон.
— Да, это было действительно трогательно, — вздохнул Наполеон. — На следующий день мой полк перебросили в Лион. Там назревал мятеж. Взбунтовались рабочие шелкоткацких фабрик, и им следовало преподать урок. — Голос Наполеона сделался бесстрастным. — Публично повесили трех рабочих. Тогда этот эпизод привел меня буквально в ужас, но солдат должен или примириться с необходимостью применения суровых мер, или же отказаться от военной карьеры.
Так сейчас рассуждал Наполеон, в последующие годы обрекший на смерть миллионы людей.
— Встречался ли ты с Каролиной Коломбье когда-нибудь снова? — поинтересовалась я.
Наполеон отрицательно покачал головой.
— А хотел бы?
— Пожалуй, нет, — ответил он после некоторого раздумья. — Предпочитаю сохранить ее образ в памяти таким, какой она была в то утро в вишневом саду: юной, чистой и невинной.
Наполеон — сентиментален! Много лет спустя, уже будучи императором Франции, он, находясь в Булони, где планировал вторжение в Англию, получил письмо от Каролины, которая уже была замужем. Она просила помочь ее брату. Наполеон немедленно принял меры и проявил большую щедрость. Брат Каролины, простой солдат, получил изрядное повышение, ее муж — должность президента Избирательной коллегии, а сама Каролина стала одной из маминых фрейлин. Вот вам и невинный сбор вишни ранним утром!
Однако вернемся к тому дню серьезных разочарований и частичного триумфа в Монбелло. Ведь мне удалось задеть сентиментальные струны Наполеона. В таком состоянии, подумала я, будет легче договориться.
— Наполеон, — обратилась я просительно. — Ты знаешь, как я обожаю всякие празднества. Пожалуйста, не лишай меня удовольствия сегодня вечером.
— Ты знаешь, мне нелегко отказывать тебе в чем-либо, — проговорил он задумчиво, вселяя надежду, что в конце концов я уломаю его. — Обещай не танцевать с Мюратом, — неожиданно резко добавил он.
— Этого обещать не могу, — заявила я совсем недипломатично.
Наполеон поднялся из-за стола и принялся в упор разглядывать меня.
— Я никогда не позволю тебе близких отношений с Мюратом. У него скверная репутация, когда дело касается женщин.
— Чрезвычайно волнующая характеристика, — сказала я, усугубляя уже совершенную ошибку.
— А ты, Каролина… Ты ведешь себя, подобно уличной девке.
Осознав, что проиграла, я тихо спросила:
— Это из-за слухов относительно его и твоей жены?