Валентина

Июнь 1812 года был идеальным месяцем для ведения войны: погода стояла теплая, но не жаркая, дороги были сухими, реки плавно несли свои воды, природа вокруг напоминала цветущий сад, разделенный на две части рекой Неман – с одной стороны – Россия, с другой – Польша. На русском берегу реки сосредоточилась армия численностью примерно в полмиллиона – это были солдаты Александра I. На другой стороне, в Польше, отдыхали после длительного перехода через всю Европу солдаты Наполеона Бонапарта, императора Франции, в ожидании дальнейших приказов на наступление. У них также насчитывалось полмиллиона человек, из которых сто тысяч составляла кавалерия. Весь мир в течение всей весны наблюдал за тем, как император Франции подтягивал войска, готовясь к решающему наступлению на своего давнего противника – российского царя.

Одновременно с продвижением войск делались попытки мирных переговоров, но они шли исключительно со стороны Франции и не находили отклика у молчаливых и грозных россиян. Россия жаждала схватки с Наполеоном, и с началом июня война стала неизбежной. Единственной страной, приветствующей это событие, была верная Франции Польша, трижды подвергавшаяся за последние двадцать три года разгромам и разделам. Теперь от некогда могущественного королевства осталось лишь Варшавское герцогство во главе с саксонским королем. Оно существовало под протекторатом Франции, и поляки всюду вместе с наполеоновскими войсками участвовали в его европейских войнах. Жители Данцига пребывали в июне в возбужденном состоянии, поскольку война была неизбежной и в город прибыл сам император Наполеон со своей второй женой – эрцгерцогиней австрийской Марией-Луизой, после того как им был дан прием в Дрездене.

Вся польская знать собралась в Данциге, совсем небольшом городке. И сейчас он был полон народу, поскольку лежал на пути Наполеона в Россию; весь город был оживлен и украшен в честь приезда императора. Одним из самых богатых и уважаемых людей в Польше считался граф Теодор Груновский, он проделал длинный путь из своих львовских владений сюда, чтобы предстать перед французами и оказать своим союзникам услуги, которые могли им понадобиться от него. Ранним вечером восьмого июня он сидел, глядя, как его супруга готовится идти на прием в честь Наполеона.

Ему нравилось смотреть на нее, потому что она была необыкновенно хороша, и ему это доставляло эстетическое наслаждение, поскольку он знал толк в красоте. Он любил хорошие картины и изящную мебель, он обожал музыку и умел ценить изысканные кушанья и редкие вина. У него была коллекция китайского нефрита, считавшаяся бесценной. Он был по природе коллекционером, кропотливым, решительным и неразборчивым в средствах. Свою молодую жену он приобрел примерно тем же способом, что и остальные свои сокровища, хотя гораздо больше ценил свою коллекцию нефрита, а за последние год-два гораздо больше времени проводил со своими лошадьми. Он не торопился с женитьбой – многочисленные любовницы удовлетворяли его аппетиты, когда он был молод, и его тщеславие, когда он достиг зрелого возраста, все они занимали менее высокое положение, нежели он, и не возмущались, если он плохо с ними обращался. Он был вполне доволен своей жизнью, и лишь необходимость в наследнике, которому он бы смог передать свой титул и богатство, заставили его отказаться от холостяцкой жизни и начать присматривать себе подходящую супругу.

Он впервые увидел Валентину, когда той было шестнадцать. Он гостил в поместье ее отца в Чартаце под предлогом охоты, хотя на самом деле ему хотелось увидеть старшую дочь графа Прокова, все еще пребывавшую в девичестве. Александре-Марии исполнилось двадцать семь лет, и в те времена, когда девушки обычно выдавались замуж рано, она уже могла считаться старой девой. Теодор навел о ней справки, и его привлекло огромное состояние, унаследованное ею от первой жены графа, русской княгини. Больше он о ней ничего не знал, за исключением того, что у нее есть еще и сестра, дочь Прокова от второго брака с высокородной полькой, которая, к сожалению, не была столь богата, как ее предшественница. Обе жены графа скончались вскоре после замужества, и он жил в своем огромном поместье один с двумя дочерьми. Иногда он приезжал в Варшаву и не раз приглашал к себе Теодора.

Графу не очень понравился дом в Чартаце, он был чересчур огромный и мрачный, и все там казалось старомодным. Не обнаружив достаточного комфорта, который он так высоко ценил, Теодор пребывал не в лучшем настроении, когда спустился к ужину и познакомился с дочерьми хозяина. До этого ни одна из них еще не появлялась, и ему это показалось странным и негостеприимным, особенно со стороны старшей, которая должна была бы встречать его на крыльце дома вместе с отцом. Но как только он увидел ее, то понял причину – женщина, занявшая место напротив него, была надменна и заносчива, как мужчина, ее красивое лицо с довольно крупными чертами и чуть раскосыми глазами выдавало татарскую кровь. Он сразу же почувствовал к ней отвращение, поскольку ничто в мире не вызывало у него такого раздражения, как признаки независимого характера в женщине, здесь же было совершенно ясно, что она сама себе хозяйка и, кроме того, насколько он мог судить, далеко не девственница. И в течение всего вечера и последующих дней, что он гостил в этом доме, все его внимание было поглощено необыкновенно красивой младшей сестрой, с ее белой кожей и ясными синими глазами, и сочетание этих васильковых глаз и иссиня-черных волос было настолько необычным, что граф был просто не в силах отвести от нее взгляда.

Он постепенно сближался с ней и был счастлив узнать, что она к тому же простодушна и добра. Слово «любовь» не входило в его лексикон, он также был неспособен испытывать никаких чувств к человеческим существам, кроме определенной терпимости по отношению к мужчинам и похоти по отношению к женщинам. А его желание обладать Валентиной оказалось сильнее желания получить богатую супругу в дополнение к собственному состоянию и имени. Он покинул Чартац, договорившись, что женится на младшей дочери графа через месяц после ее семнадцатилетия, кроме того, он договорился с ее отцом о приданом в тридцать тысяч рублей. За это Проков должен будет получить пост в Совете Великого Герцогства, о котором он давно мечтал и в получении которого Теодор мог ему посодействовать.

Все были довольны этой сделкой, за исключением будущей невесты, которая рыдала и умоляла отца найти ей кого-нибудь помоложе и посимпатичнее графа. Его старшая дочь бранилась с ним и яростно отстаивала интересы своей сестры. Если бы Теодор мог наблюдать эту сцену и убедиться, насколько он был прав в своей оценке Александры, он бы просто сбежал из страны при одной только мысли о женитьбе на ней. Но все оказалось бесполезным, отец Валентины был жесток и упрям, политическая карьера значила для него гораздо больше, чем мольбы неопытной девушки и сердитые упреки своенравной женщины.

Свадьба состоялась в часовне Чартаца, и граф сразу же после церемонии увез молодую жену, настаивая на немедленном возвращении в его поместье во Львове. Они провели ночь в придорожной гостинице, и во время неторопливого ужина граф вел себя как благородный кавалер до тех пор, пока не провел ее по узкой лестнице в единственную в гостинице спальню. Там он подверг ее самому жестокому и грубому насилию. Он даже и не пытался вызвать у нее какое-то ответное чувство. Ему не терпелось удовлетворить свою страсть и свою похоть, все остальное было ему безразлично. Когда-нибудь потом, когда он полностью насытится, он, возможно, обратит внимание и на нее. Он был страшно недоволен, хотя и не показал этого, тем, что она долго плакала после всего случившегося, пока не заснула, и его совершенно взбесило то, что наутро она отшатнулась от него.

Во Львов он привез измученную и надломленную молодую жену с красными от постоянных слез глазами. Он поручил ее заботам молодой вдовы одного из своих крепостных, которая служила горничной, и начал с того, что приказал сжечь все ее приданое, которое было дурно и не по моде сшито, и пригласил лучших портных Варшавы, чтобы обеспечить ее надлежащим гардеробом. Этот жест был типичным для графа, он с самого начала дал жене понять, что ожидает от нее полного повиновения во всем и что слезы и жалобы будут наказываться без всякой пощады.