Валентинов день
Шрифт:
— Она здесь? — Эмма сразу сбросила маску холодности.
— На улице, с Джемми. — В ответ на ее отзывчивость глаза Аласдэра засветились теплотой. Три года назад, до того рокового дня, Эмма всегда была порывиста. И теперь он с радостью заметил, что настороженность, как будто ставшая чертой Эммы в последнее время, так и не смогла взять над девушкой верх.
— Хочешь выйти и познакомиться с ней?
— Немедленно! — Еще не закончив говорить, Эмма направилась к двери.
Аласдэр последовал за ней — загадочная улыбка по-прежнему лучилась в его глазах. Девушка так спешила, что, подобрав
— Доброе утро, Джемми! Как она хороша! — Эмма взяла лошадиную морду в ладони, погладила бархатистый нос. Потом обошла вокруг кобылы. — Превосходные линии!
— Да, леди Эмма, посмотрите, какие крутые плечи! — Джемми говорил с такой гордостью, словно кобыла была его собственной. — И готов поспорить — редкостной быстроты.
— M-м. — Девушка провела рукой по лошадиному крупу. — Очень красива!
— Думаешь, я купил бы тебе какую-нибудь дрянь? — подтрунивая над подопечной, запротестовал Аласдэр.
Эмма посмотрела на него. Опекун улыбался — как и должно, открыто, с теплотой. Но сколько себя ни обманывай, сколько ни настраивай, в выражении его лица не удавалось заметить ничего особенного. Она так же тепло улыбнулась в ответ.
Внезапный порыв северо-восточного ветра долетел с угла Одли-стрит. Эмма поежилась.
— До смерти простудишься в этом тонком муслине, — заволновался Аласдэр. — Если хочешь опробовать кобылу, иди переоденься, и поедем в Ричмонд.
Его ладонь легла ей на шею. Прикосновение показалось нежным, но твердым и вызвало целую бурю воспоминаний. Его любимый жест — так Аласдэр дотрагивался до нее с первых дней их знакомства. Иногда, чтобы подтолкнуть, куда нужно. Иногда, потому что она слишком близко стояла и рука с казавшейся такой естественной фамильярностью сама находила дорогу.
У Эммы сразу пересохло во рту. В груди екнуло, бедра невольно напряглись. Мгновение она сопротивлялась его ладони. И тогда Аласдэр положил другую руку ей на талию.
— В дом, Эмма! Твое платье хоть и писк моды, но защищает от холода не лучше, чем ночная рубашка.
По-прежнему держа ладони у нее на шее и талии, он заставил Эмму войти в парадное. Ничего особенно чувственного в его прикосновении не было, но знакомая хозяйская фамильярность возбуждала.
Собственная реакция разозлила Эмму. Ей показалось, что ничего подобного Аласдэр не ощущал. Просто хотел поскорее увести с холода в дом.
Тряхнув головой, она сбросила с шеи его ладонь и ускорила шаг, чтобы избавиться от теплого прикосновения к талии. Аласдэр не сделал попытки ее догнать.
— Так ты хочешь ее попробовать?
Эмма медлила. Сказать, что поедет в Гайд-парк в обычный час променада? Или согласиться на Ричмонд, где можно дать кобыле полную волю и проверить, на что она способна? Но в Ричмонд нельзя ехать без эскорта.
— Мне нужен грум, — заявила она, уклоняясь от прямого ответа. — У Джемми есть друзья?
— У тебя уже есть грум, — сообщил Аласдэр. — Один из многочисленных знакомых Джемми. Сомнительного происхождения, но Джемми за него ручается. Я с ним разговаривал утром, и у меня сложилось
— О! — Эмму тронула его забота, хотя она и понимала, что должна была это ожидать. — Где он будет жить?
— В конюшне. Можешь посылать за ним лакея всякий раз, когда захочешь куда-нибудь выехать. — Опекун изогнул бровь, явно ожидая дальнейших вопросов, на которые с готовностью собирался ответить.
— Ты, кажется, обо всем подумал, — наконец проговорила девушка.
— С одним желанием — угодить тебе, — учтиво ответил он. — Скажи, если что-нибудь не так.
Эмма невольно рассмеялась.
— Сэр, вы прекрасно знаете, что это невозможно.
— Надеюсь. — Глаза Аласдэра внезапно расширились. — Мне приятно сознавать, что я понимаю, что тебе нужно и что нравится.
Несколько секунд царило молчание. Тяжелое молчание от того, что осталось невысказанным. Эмма изо всех сил боролась с желанием заговорить, заставить Аласдэра выложить правду. Но в конце концов победа была за ней. Какую бы игру ни затеял опекун, она ему подыграет. И первая не сломается. Если это состязание, она достойно потягается с ним.
— Как же зовут этого замечательного конюха? — спросила она ровным голосом.
— Сэм, — ответил опекун. — Тоже из бывших жокеев. Я подозреваю, что он добывал прибавку к жалованью, шаря по карманам. Однако Джемми уверяет, что он перевоспитался.
— Джемми можно верить, — искренне согласилась Эмма. — Думаю, что коляску привезут сегодня к вечеру.
— Сэм уже позаботился о доставке.
Девушке сделался непереносим этот до абсурда вежливый разговор, и она расхохоталась.
— Аласдэр, если бы ты не был таким полезным, я бы застрелила тебя за твою активность. Я могла бы превосходно справиться со всем сама.
— Но мне доставляет удовольствие тебе служить, — просто ответил он.
— Значит, дело не только в том, что ты опекаешь несмышленую женщину, которая не в состоянии сама совладать со своим состоянием? — Теперь ее голос дрогнул.
— Ты почти заслужила, чтобы я ответил: «Да, именно это я и делаю», — парировал Аласдэр. — Так что ты решила? Переоденешься и поедем кататься? Или останешься здесь и весь остаток утра будешь обмениваться учтивыми шуточками?
Выбор приходилось делать между неравноценными вещами.
— Ричмонд? — засомневалась Эмма.
— Именно то, что я предложил. Двадцати минут тебе хватит, чтобы переодеться?
— Извинись за меня перед Марией! — Девушка бросилась вверх по лестнице.
Аласдэр постоял с минуту, стараясь побороть желание последовать за ней. Его ладонь лежала на колонке парапета, ногой он опирался на нижнюю ступеньку. Как долго он в состоянии это выносить? Дьявольщина! Он едва в силах сдерживаться и не дотрагиваться до нее. Хоть бы она как-нибудь проявила свою взрывоподобную страсть! Подала бы знак, который понял бы один он. Аласдэр искал в ее глазах особый блеск, хотел заметить прозрачность и мягкость кожи, которая всегда бывала такой после ночи любви.