Валет Бубен
Шрифт:
Постелька была ничего, просторная.
Увидев, что я готов, она обернулась и, посмотрев на полотенце, недовольно поморщилась.
– С каких это пор ты стал таким стеснительным при мне?
Она сдернула полотенце и, по-хозяйски осмотрев то, что открылось ее глазам, сказала:
– Вот теперь совсем другое дело!
И вдруг она опустилась на колени и, бережно взяв в кулак ту часть моего тела, которая пока что была маленькой и мягкой, а через некоторое время должна была стать большой, твердой и горячей, заговорила с ней:
– Ты где это шлялся, негодный? Где тебя носило? Небось совался куда ни попадя, к разным девкам между ног! Наташа его тут ждет, ночей не спит, а он болтается между ног у этого болвана и в ус не дует. Ну погоди, скоро придется тебе ответ держать. Будешь ты стоять передо мной по стойке смирно и делать все, что я скажу!
Она ласково потрепала его, как нашкодившего котенка, и неохотно отпустила.
Глава 5
КАК ГУБАНОВ ГУБУ РАСКАТАЛ
Генерал Губанов, одетый в джинсы и серый свитер, стоял у окна и смотрел сквозь пыльное стекло на улицу.
Явочная квартира, где через двадцать минут должна была произойти его встреча с Наташей, находилась на улице Блохина и выходила окнами как раз на Князь-Владимирский собор.
Раньше весь этот дом принадлежал купцу Воло-кушину, занимавшемуся поставками зерна и муки, но пришло другое время, и те, кто в то время был ничем, поубивали тех, кто был всем, в том числе и самого Волокушина. То, что нашли в его доме, было украдено, продано и пропито, а остальное просто разрубили топорами, потому что новые хозяева жизни не могли смотреть на вещи, которые одним только своим видом напоминали о богатстве, уверенности и превосходстве прежних хозяев. Огромные квартиры, занимавшие целые этажи, были расчленены на нелепые обрубки, и люди, которые думали, что им известно, что такое справедливость и как ее достичь, стали в них жить.
С тех пор прошло немало времени. Те, кто отменил жизнь купца Волокушина, давно умерли, после них родились другие, они тоже умерли, и теперь в этом доме жили те, кому было наплевать на своих самонадеянных и невежественных предков, веривших в то, что все равны, и что даже если это и не так, то равенство можно легко установить корявым росчерком пера или небрежным нажатием на курок.
Одна из квартир, весьма скромная, всего в одну комнату, принадлежала конторе и находилась на втором этаже волокушинского дома. Из ее немногочисленных окон можно было увидеть стоявшую чуть слева церковь, прямо через дорогу громоздился внушительный спортивный комплекс, справа был виден стадион имени Ленина с четырьмя массивными решетчатыми башнями, а за мостом виднелись плотно стоявшие дома Васильевского острова.
Губанов отвернулся от окна и прошел в маленькую кухню.
Ополоснув под краном алюминиевый чайник, он набрал в него воды и поставил на газ. Постояв в задумчивости рядом с плитой и послушав шипение газа, он посмотрел на часы, и в это время в прихожей прохрипел звонок.
Губанов неторопливо вышел в прихожую, открыл дверь и увидел стоявшую на площадке Наташу.
– Добрый день, – сказала она, глядя на него.
– Привет, привет, – ответил Губанов и посторонился, пропуская ее в квартиру.
Наташа вошла в прихожую и, сняв легкий осенний плащ, повесила его на покосившуюся вешалку с овальным инвентарным номером. Под плащом обнаружились дорогие шелковые шаровары, обтягивавшие ее ноги, и дорогая кофта из тонкой и мягкой темно-синей замши. Кофта тоже обтягивала то, что под ней было.
Когда она проходила в комнату, Губанов проводил ее раздевающим взглядом и спросил:
– Чаю хочешь? Я как раз чайник поставил.
– Не откажусь, Александр Михайлович.
– Тогда пошли на кухню. Тут все по-простому, сама знаешь.
Наташа развернулась и вышла на кухню вслед за Губановым.
– Присаживайся, – сказал он, выключая закипевший чайник, – сейчас я все сделаю.
Наташа кивнула и села на кривую табуретку, стоявшую в узком промежутке между столом и окном. Табуретка скрипнула, но выдержала.
Сняв с полки стеклянную банку из-под финской селедки, в которой был чай, Губанов отвинтил жестяную крышку и, насыпая чай в старый фаянсовый чайник с обглоданным носиком, спросил:
– Интересно, на какие это деньги ты покупаешь себе такие дорогие тряпки?
– Да уж не на те гонорары, которые получаю от вас. Их только на колбасу и сигареты хватает. Так что приходится подрабатывать.
– И где же ты подрабатываешь?
– На панели, Александр Михайлович, на панели! Где же еще?
– И как, успешно?
– Ну вы же сами заинтересовались моими дорогими шмотками, так что – делайте выводы!
– Обязательно сделаю. И как только получу очередное жалованье, сразу обращусь к тебе. Ты ведь теперь со мной просто так в койку не завалишься, как раньше, правда?
– Правда, Александр Михайлович.
– А моего заработка-то хватит?
– Боюсь, не хватит.
– Ого! Так сколько же ты берешь?
– Коммерческая тайна.
Губанов покрутил головой и, усмехаясь, поставил на стол оба чайника и две пожелтевшие фарфоровые кружки.
Потом он сходил в комнату за сигаретами и, закурив, уселся за шаткий кухонный стол напротив Наташи.
– Ну ладно, шутки – шутками, а теперь давай, излагай, зачем вызывала. Не для того же, чтобы я с тобой тут лясы точил.
Наташа достала из сумочки пачку «Парламента» и тоже закурила.
Покосившись на «Парламент», Губанов усмехнулся и сказал:
– Я вот, например, себе таких сигарет не покупаю. Интересно…
– А ничего интересного нет. Просто те мужчины, с которыми я общаюсь, ценят меня не в пример выше вашего. И давайте не будем считать мои деньги. Договорились?
– Ладно, ладно, договорились. Ну, так что у тебя там?
Наташа затянулась и, посмотрев на Губанова, сказала: