Валезанские катрены
Шрифт:
где ясность одна,
и жаждет она
завязывать узы
с другою сестрой,
но где повороты
за грубой игрой,
там светят высоты.
Светом оцеплен
и заселен,
сосуд ослеплен,
как был он слеплен.
18
Где дорога заметней,
виноградник на вид
схож со шляпою летней,
яркой лентой обвит.
Эта шляпа - примета
головы, где давно
то ли бродит комета,
то ли зреет вино.
19
Где
свои скрывают лики,
там не забыт святой
властитель Карл Великий
среди святых родных,
но близ его короны
витают легионы
питомцев неземных.
20
Клематис вырос и свисает;
он ускользает, но вьюнок
живую изгородь спасает:
уже заплел он все, что мог.
Дорога в зарослях красна
от ягод солнечного цвета;
не осень ли обречена
стать соучастницею лета?
21
Днем ветер дул, в своих
порывах разъяренный;
как умиротворенный
любовник, вечер тих.
Сияет, уцелев,
закат за облаками,
как будто бы веками
нам виден барельеф.
22
Облик матери являет
тот, кто о ней говорит;
жажду память утоляет
и потому здесь царит.
Плечи холмов невысоки,
даль чуть повыше парит
и сама себе творит
здесь пречистые истоки.
23
Земля, почия безмятежно,
здесь брезжит сообразно роли
звезды; униженная нежно
в небесном ореоле.
В пространстве чистом бродит взор,
небесной привлечен лавиной;
здесь измеряется простор
лишь песней соловьиной.
24
Смотрите: час вечерний серебрится
металлом чистым с чистой высоты,
покуда на земле не воцарится
гармония спокойной красоты.
Древнейшая земля, она готова,
звезда, покинувшая небосвод,
меняясь день за днем, вписаться снова
звучаньями своими в голос вод.
25
Вдоль пыльной дороги цвет
зеленый, хоть синева,
посеребрена едва,
видна средь его примет.
И выше зелень сквозит,
и там сияют листы,
но ветер иве грозит
приступом черноты.
Затмения не избег
и этот зеленый фон;
похожа башня на сон:
ее разрушает век.
26
Разрушаясь в наши дни,
что бы с ними не творили,
башни помнят, как они
в воздухе парили.
Осиянный этот прах
в дикой ветхости мрачнее;
чем субстанция прочнее,
тем навязчивее крах.
27
Башни, села, города
могут выдержать осаду,
и на благо винограду
даже почва здесь тверда.
Но зато любой предмет
от булыжников до башен
здесь приветливо окрашен
в нежный персиковый цвет.
28
Край за работою поет,
счастливого исполнен рвенья,
и в сочетанье с песней вод
здесь лозы составляют звенья.
Но даже воды здесь молчат
в краю великого молчанья,
и речи образуют лад
помимо своего звучанья.
29
Художник-ветер этот край берет,
субстанцией захвачен и задачей
и над землею крепкой и горячей
петь начинает в свой черед.
Никто проворного не остановит впредь,
ничто не ускользнет от этого напора,
но затихает вдруг он, чтобы рассмотреть
свое творенье в зеркале простора.
30
Край верен самому
себе, как ни опасен
век; этот край согласен
принять и свет и тьму.
Он в небеса влеком,
где вечные поминки;
привлечены первинки
отрадным ветерком,
который веет светом
из-за альпийских гор,
и движется при этом
медлительный простор.
31
Меж двух лугов пролег
бесцельный путь;
близок или далек
мир где-нибудь,
времени здесь не жаль;
природа как природа:
лишь время года
и сама даль.
32
Богиня или бог
являет эти дали,
чтоб мы в них угадали
единственнейший вздох?
Безликий лицедей,
великий по причине
безмерности своей,
рассеялся в долине.
Мы спим, сказав: "Сезам!"
Нет больше нам предела.
Так мы вселились в храм
его большого тела.
33
Небо в звездной красе
про себя или вслух
вечно здесь хвалят все:
виноградарь, пастух
и другие; народ...
А в народе любой
знает, что круглый год
ветер здесь голубой.
Что здесь вызовет страх
или переполох?
Притаился в горах
спящий бог.
34
Не только земледел
взглянуть на это рад;
весь мир бы поглядел
глазами козьих стад
на благородный край,
красоты завершив,
навеки предрешив
здесь урожай;
не запоздалый гнет,
здесь память - божество,
и ангел на него
не посягнет.
35
Вступая в разговор,
земля свое соседство
вверяет, как наследство,
вершинам гордых гор.
Услышанная млеет