Валькирии Восточной границы
Шрифт:
— Да? Ну и ладно — пожимаю я плечами. Нашел и нашел и пусть у молодых все будет хорошо. Меня сейчас больше занимает что со мной происходит…
— Забыл свою зазнобу? — усмехается она: — оно и к лучшему может. Все, ступай с миром, отдохни. Я…тут останусь.
— Хорошо — сопровождаемый валькирией я и к деревянной лестнице. Что-то беспокоит меня, но когда я оборачиваюсь, валькирия заслоняет мне путь.
— Госпожа полковник велела вам домой идти — говорит она и в глазах ее я вижу решимость. Интересно, а она меня боится? Видела же на что я способен… я бы такого человека опасался.
— Как скажешь — пожимаю плечами: —
— Так точно — кивает валькирия.
— А… полковник? Как она домой доберется?
— Не знаю — пожимает та плечами: — это не мое дело. У меня приказ.
— Ну ладно. — я забираюсь в экипаж, запряженный двойкой лошадей, валькирия взмывает на место возницы. Мы едем в молчании. У самой гарнизонной стены валькирия Семенова нарушает молчание.
— Ваше благородие. Владимир Григорьевич… — негромко произносит она, нослышу.
— Да, Семенова? — откликаюсь я. По моему верно, валькирий при мне так и называли — либо «валькирия», либо по фамилии.
— Вы госпожу полковника не забывайте. Ну… там в столице. Она… неравнодушна к вам.
— Это точно. Была бы равнодушна — убила бы — шучу, я делая вид, что потираю пострадавший бок. На самом деле у меня ничего не болит. Интересно, почему чертов эскулап так легко ткнул меня в глаз иглой, если я неуязвим? Хм… вопросы, вопросы…
— Вам все шутить — хмурится валькирия и поворачивает ко мне голову: — а вы бы выслали ей сватов, а? Свадьбу бы к весне сыграли в гарнизоне. Мария Сергеевна не простой офицер. Почитай вся восточная граница на ней держится.
— Я подумаю — отвечаю я, чувствуя себя немного неловко.
— Вот и хорошо — кивает валькирия, развеселившись и поворачиваясь обратно: — вот и ладушки. Первая жена это дело ответственное… фундамент семьи.
— Да-да. Именно. Что?!
Глава 5
— Володя! Я тебя умоляю, тебе нельзя так лежать! Ты же перестанешь нравится барышням, дамам, гимназисткам и веселым вдовам! Ты умираешь прямо у меня на глазах! — всплескивает руками молодцеватый офицер в гусарской форме с залихватски завитыми вверх усами: — я не могу допустить твоей гибели!
— Со мной все в порядке, ээ… — моргаю глазами я, стараясь припомнить что именно Пахом сказал мне, когда открывал дверь. То ли «приперся орясина окаянная», то ли «снова этот». Информации явно маловато…
— Вот! Ты забыл даже меня! Меня, твоего лучшего друга! А ведь ты мне должен сто рублей! Да, да, именно! Но мы, гусары, народ щедрый, можешь не отдавать. Ты главное оденься и пошли, пошли, пошли! Сегодня в салоне мадам Лили будут сестрички Зимины! Что, забыл, как хотел за старшенькой приударить? И не только они! Анастасия Летова, Наталья… забыл как ее… ну, вдовушка отставного полковника, та с большой грудью, тебе такие нравятся. И Татьяна твоя тоже будет. Ну что ты куксишься, пошли! Если с старшенькой Зиминой не удастся мосты навести и фортификацию устроить, так ты всегда можешь с Татьяной домой уйти, она тебя спрашивала! — тормошит меня гусар.
— Какая у меня оказывается насыщенная жизнь была — произношу я вслух: — деятельный я человек. Как выясняется.
— Ну хорошо — закатывает глаза гусар и хлопает себя по колену: — да, обычно ты не пользовался у барышень популярностью, но! У тебя же Старший Родовой Дар открылся! Ты же будешь звезда вечера! А сестричек Зиминых две! Понял? Одна тебе — одна мне! В таком возрасте и инициацию поймать — это ж диковинка какая! Мы с тобой, Уваров, на живца будем сегодня ловить!
— Пахом! — зову я денщика и тот появляется из-за двери: — а скажи-ка мне, добрый человек, это правда, что я тут по салонам таскался?
— Ежели бы таскались, так у меня может работы поменьше было — гудит Пахом: — куда вам. Сычом сидели дома да на портрет кузины Ай-гуль слезы лили, прости господи…
— Да забудь ты о своей кузине! — экспрессивно трясет рукой гусар: — кузин у тебя еще будет… хм… хотя вот кузин у тебя немного, да. Сколько их у тебя всего? Восемь? Десять? Никогда твоих кузин не считал…
— Пахом! — снова повышаю я голос: — а этот вот джентльмен действительно мой лучший друг?
— Вражина он ваш. Вечно вас из дому утащит, а назад вернет в непотребном виде… пьяным и грязным. Да еще иной раз и заблёванным, прости господи. — ворчит Пахом и складывает руки на груди. Он господина гусара не сильно то привечает.
— Когда такое было?! — возмущается гусар: — твой денщик преувеличивает!
— Я не денщик! Я персональный слуга! — сердится Пахом и привычный простонародный акцент исчезает из его речи: — я в вашу армию не записывался! Я за Владимиром Григорьевичем пришел!
— Хорошо — соглашаешься гусар: — возможно и было. Разок-другой. Но! Это подтверждает, что я твой лучший друг, Володенька. Одевайся. И чтобы через полчаса в салоне был — я уже там буду. Дай мне честное офицерское слово что придешь. Хоть один, хоть со своей Татьяной из заречья.
— Не приду я никуда — говорю я: — мне полковник сказала, чтобы я отдыхал.
— Ты как ребенок, Володь. Если тебе сказали отдыхать, то для любого нормального гвардии офицера это значит — нажраться в дупель и заснуть среди голых барышень! — залихватски подкручивает ус гусар: — а ты трезвый как стеклышко! Непорядок-с!
— Надо признаться, мне импонирует такое определение отдыха — признаюсь я: — тем не менее…
— Володя! — гусар выхватывает откуда-то револьвер и приставляет его к своей голове: — я застрелюсь! Я пущу себе пулю в голову, если ты не пойдешь сегодня в салон! Сестрички Зимины! Наяды! Нимфы! Небесные создания! Володя, не губи мою жизнь вместе со своей! Старший Родовой Дар! Сегодня! Это наш вечер, Володя! Мы с тобой покорим всех барышень! А особенно сестричек Зиминых… да, тебе старшенькую, я помню. Удовольствуюсь младшенькой. А ты видел, как они танцуют? Сам черт из ада выскочил бы чтобы пару кругов с ними пройтись! У меня палец на курке устал, Володя! Ты хочешь стать причиной моей гибели? Мы же с тобой товарищи!
— Ну хорошо — вздыхаю я, глядя на покрасневшего гусара: — хорошо. Я приду. Но ненадолго. Мне сейчас не до того. Так, покажусь и все.
— И ладно — кивает гусар, опуская револьвер: — и пусть. Ненадолго. Ты главное к сестричкам Зиминым со мной вместе подойди, два танца буквально и все. Дальше я сам. Сам, сам, сам. Никто не жалеет бедного Леоне, все хотят его гибели. Так, все, я домой, мне надо переодеть мундир, но! Я жду тебя, Володя, жду тебя со всем пылом своей души и помни что ты дал честное офицерское слово! Вот только попробуй не прийти — я к тебе сюда завалюсь после салона! Честь имею! — гусар вскакивает на ноги, прикладывает два пальца к тулье кивера и так же залихватски — выскакивает из моей комнаты, по дороге отвесив подзатыльник Пахому.