Вам решать, комиссар!
Шрифт:
— Знаете, баварцы, по существу, так и остались деревенщиной. Это видно по тому, как они пьют. Постоянно кичатся своим умением пить и накачиваются до предела. И питье все время перемежают едой, так что можно подумать, что их пресловутая ливерная и белая колбасы были выдуманы лишь для того, чтобы можно было лить в себя баварское пиво ведрами.
Фельдер слушал фон Готу спокойно: все прекрасно знали, что он всегда старался быть не только тенью Циммермана, но и его копией. В эту минуту, однако, Фельдера занимало нечто иное: тот факт, что Хельга Хорстман и ее спутник
— Кто он, собственно, такой, этот Вольрих? — спросил Фельдер ассистента фон Готу.
А тот, пользуясь богатым знанием жизни верхушки общества, охотно поделился информацией:
— Вольрих Вальдемар, в войну рядовой войск ПВО, в начале 1946 года поступил в издательство рекламным агентом. Быстро проявил свои разносторонние способности. Был замечен начальством и быстро пробился на руководящий пост. Знает все обо всех и во всех подробностях. Снисходителен к слабостям людей, от которых ему что-нибудь нужно, например, можно упомянуть нескольких министров и влиятельных политических лидеров. Говорят, у него нюх на миллионные махинации. Так что он, несомненно, далеко пойдет.
— Но я о нем никогда не слышал и никогда не встречал ни слова в рубриках светской хроники.
— Знаете, уважаемый коллега, — пояснил фон Гота, — эти светские сплетни ценят только люди, которым по глупости и тщеславию хочется внешнего блеска и славы. Те, кто правит из-за кулис, не хотят, чтобы о них писали в газетах. Напротив, боятся, чтобы это не повредило их бизнесу.
— Вы имеете в виду людей такого типа, как Шрейфогель? — спросил Фельдер, заказывая себе двойной «эспрессо».
А фон Гота продолжал блистать.
— Шрейфогель, Эммануил Август Людвиг. Обширные земельные владения, владелец крупного банковского дома, любимая резиденция — замок в Верхней Баварии. Кроме того, поместье на Лазурном Берегу, в Тессине, последнее время и в Испании. Живет замкнуто. Не держит ни гоночного автомобиля, ни личного самолета, ни даже яхты. Состоит в административных советах нескольких крупных пивоварен, трех транспортных фирм и нескольких отелей. Личное состояние оценивается в миллиарды…
— Не старайтесь, коллега, тем самым напомнить мне о моей зарплате, — попытался кисло пошутить Фельдер,
— Могу угостить вас еще чашечкой кофе? — предложил фон Гота. — Боюсь, эта ночь будет очень долгой, тем более что наш шеф, как мне кажется, обожает ночную работу. Не знаете, кстати, почему?
— Попытайтесь сообразить сами, раз считаете уместным отыскивать слабые места у нашего Старого Льва. Но, предупреждаю вас, Циммерман этого не любит.
— Должен вас предостеречь, — озабоченно сказал Бургхаузен, подходя к Петеру Вардайнеру. Тот был за столом один, жена только что исчезла с известным критиком Фюр-стом в толпе танцующих.
— О чем это вы? — небрежно бросил Вардайнер.
— Шрейфогель, — многозначительно
Вардайнер хохотнул:
— Но, Господи, даже с миллиардом в кармане нельзя купить все на свете!
— Вы не умеете считать, — констатировал озабоченный Бургхаузен.
— Это по вашей части.
— А вы недостаточно осторожны. Слишком увлекаетесь, часто не думая о том, чего'нам это будет стоить. Эти ваши провокационные нападки на Шмельца… Зачем нам это надо?
Вардайнер следил за своей женой, мелькавшей в лучах прожекторов. Двигаясь с непринужденной элегантностью, та счастливо улыбалась.
— Анатоль Шмельц уже Сотворил столько зла, что с этим пора кончать.
— Прошу вас, Вардайнер, мы уже столько лет работаем вместе, к обоюдному удовольствию, но никогда еще здесь одна газета не нападала в открытую на другую, даже между строк.
— Значит, мы нарушим эту традицию.
— Вам нужно как следует подумать, — испуганно взмолился Бургхаузен. — Добром это не кончится.
— Надеюсь, не помешал? — спросил комиссар Циммерман, успевший вернуться в театр. Испытующе оглядел подчиненных. — Как кофе? Вы уже закончили все дела?
— Всего-то по чашечке, — пытался убедить его фон Гота. — К тому же это отчасти входит в наши служебные обязанности. Могу я угостить вас, комиссар?
— Я мог бы истолковать ваши действия как попытку подкупа непосредственного начальника, — проворчал Циммерман, — но к вашему случаю, коллега, это не подходит. У вас больше денег, чем вы когда-нибудь сможете заработать у нас. А меня нельзя подкупить никогда и ничем. Поэтому — двойную порцию.
Когда Циммерман пригубил кофе, Фельдер, как бы мимоходом, его спросил:
— Это Хорстман? Циммерман кивнул.
— Жена опознала его. Кажется, на нее это очень подействовало. Пришлось передать ее под опеку нашей сотруднице.
Всем было понятно, что означает эта забота Циммермана. Теперь Хельга Хорстман под охраной и заодно под присмотром. В ближайшее время им будет известно о каждом ее шаге.
— А что имеете мне сообщить вы? — продолжал Циммерман.
Ассистент фон Гота поспешил удовлетворить любопытство шефа:
— Хорстман как главный репортер «Мюнхенского утреннего курьера» подчинялся непосредственно шеф-редактору Шмельцу. Но ответственность за издание газеты несет Вольрих. Он большой приятель как Хорстмана, так и — особенно — его жены. За издательство в целом отвечает директор Тириш.
— Все поименованные в данный момент восседают в так называемом колбасном подвальчике, — добавил Фельдер.
Циммерман отодвинул чашку в сторону.
— Ладно, пойдем посмотрим на них поближе. Разрешаю вам внеплановые расходы — по литру пива, но выпить только половину. И к нему — белой колбасы сколько душе угодно, но не больше семи кусочков!
Из дневника комиссара криминальной полиции в отставке Келлера: