Вампир, мон амур!
Шрифт:
– Нет, Ираклий Вахтангович распорядился оказать всяческое содействие гостям, не назвав имен.
– Ну тогда вам и не надо знать, кто я, – усмехнулся Кирилл. – Думаю, имен будет достаточно. Меня зовут Кирилл, вот этого парня – Владимир, а с Матвеем вы знакомы.
– Ага. – Доктор поверх очков внимательно осмотрел всех троих и повернулся к Кириллу: – Если я правильно понял, главный здесь вы, Кирилл… как вас по батюшке?
– Давайте ограничимся именем, ОК? И проводите нас, пожалуйста, в свой кабинет, там и поговорим.
– Ах да, извините. – Филимонов поправил очки и сделал приглашающий жест рукой: – Прошу к нашему шалашу.
– Да уж,
– Почему же, – усмехнулся доктор, – у нас вполне комфортно, с удобствами. Воздух чистый, территория ухоженная, вон даже сад свой имеется.
– И кто за всем этим следит, больные?
– Ну что вы! У нас весьма специфический контингент, их даже на прогулку выпускают по одному и в сопровождении санитаров. Да и то не всех, от силы треть от общего числа пациентов. Кстати, может, тут, на лавочке, побеседуем? Мой кабинет находится на четвертом этаже, в так называемом четвертом блоке, где содержатся самые опасные наши подопечные. Место не самое приятное, поверьте.
– А мы сюда приехали вовсе не ради милой беседы с вами, при всем моем уважении, – сухо произнес Кирилл. – Нам необходимо поговорить с Квятковской.
– Голубчик, – снисходительно усмехнулся Филимонов, – при всем МОЕМ уважении к вашим связям, есть кое-что, не подвластное вашим или моим желаниям.
– А именно?
– Ну что вы, право, – Петр Леонидович остановился, снял очки и принялся протирать их полой халата, – ведь образованный вроде мужчина…
– Вроде?
– Ну не цепляйтесь к словам, Кирилл! Вам ведь Матвей рассказывал о состоянии Квятковской, она – овощ. Не совсем, конечно, под себя не ходит, обслуживает себя самостоятельно, но насчет осмысленного диалога, а тем более – ответов на какие-либо вопросы, увы… – он вернул очки на место и развел руками. – Я лично сделал все возможное, чтобы повторения недавнего эксцесса не произошло.
– А вот кстати об эксцессе, – Кирилл пристально посмотрел в глаза врача, спрятавшиеся за бликующие стекла. – Петр Леонидович, а почему вы весной решили вдруг отменить Квятковской транквилизаторы?
Светло-серые, словно застиранные, глаза эскулапа пугливо заметались из стороны в сторону, явно сожалея о недавней протирке очков. Вот остались бы мутными, захватанными, тогда был бы хоть какой-то шанс укрыться от всматривающегося, казалось, в самую душу, взгляда этого властного типа.
Ну и ладно, можно просто отвернуться.
Что Филимонов и сделал, причем совместил это с возобновлением движения. На ходу ведь не рекомендуется смотреть в глаза собеседника, иначе рискуешь оступиться и упасть, вот.
И выкручиваться проще.
– Так, значит, беседовать на свежем воздухе вы не хотите? – Доктор вытащил из кармана магнитную карточку-ключ и вставил ее в прорезь замка. – Ну что же, тогда идем ко мне.
– Петр Леонидович, ну что за детский сад, – усмехнулся Кирилл, входя следом за доктором в здание спецклиники. – Вам придется ответить на мой вопрос, потому что ваши подопечные, и Дина Квятковская в частности, вовсе не несчастные блаженненькие, это в основной массе жестокие убийцы, насильники и изуверы.
– Они прежде всего больные люди!
– Вопрос спорный.
– И вовсе…
– Петр Леонидович!
Лед, снова лед. Причем очень много льда.
Филимонов вздрогнул и как-то обмяк:
– Ну хорошо, я попытаюсь ответить.
– Уж будьте любезны.
ГЛАВА 33
– Только
– Охрана предупреждена, – ответил тот, нажимая одну из кнопок на пульте.
Решетка медленно поехала в сторону, приглашая в путешествие по длинному коридору, вероятно, для усиления общего впечатления освещаемому мертвенно-бледными лампами дневного света. Которые, само собой, периодически гасли и подмигивали.
Если бы даже доктор не предупредил, разговор все равно самоликвидировался бы, потому что звуки, доносившиеся порой из-за массивных стальных дверей, к светской беседе явно не располагали. Причем чем дальше они шли, чем выше поднимались, тем жестче становилась контрольно-пропускная система и инфернальнее – звуки.
– Одно только утешает, – хрипло произнес Кирилл, когда они миновали последний импровизированный шлюз, – сбежать отсюда невозможно.
– Абсолютно невозможно, – согласно кивнул Филимонов. – А как иначе, ведь контингент у нас более чем специфический, расположены мы пусть и на окраине, но все же в городе, люди вокруг, дети, и если, не дай бог, вырвется хотя бы один из наших подопечных… Сами понимаете, что начнется. Ну вот мы и пришли.
Он остановился перед обычной, деревянной, а вовсе не стальной, дверью и вставил карточку в прорезь замка:
– Прошу. Может, чаю хотите или кофе?
– Нет, спасибо, – Кирилл прошел к стоявшему у стены большому кожаному дивану. – А скажите, палата – или как там у вас называется место содержания пациента? – интересующей нас особы далеко отсюда?
– В самом дальнем конце коридора, в тупиковом ответвлении.
– А что так?
– Были причины.
– Были?
– Ну хорошо, и остались! – Петр Леонидович тяжело опустился на стул и потер ладонями лицо, словно пытаясь снять невидимую пелену. – Скажу вам честно, если бы мы знали, с чем придется иметь дело, Ираклий Вахтангович сделал бы все возможное, дабы не принимать на лечение Квятковскую. Это бред какой-то, мистика! Еще немного, и мы начнем верить в магию и колдунов! Правда, транквилизаторы в борьбе с ирреальным пока побеждают, и только это хоть как-то поддерживает привычную реальность.
– Уже одно то, что вам удалось удержать эту тварь в клетке, – хмуро произнес Кирилл, – свидетельствует о высокой квалификации здешних специалистов.
– До сих пор не верю, что нам это удалось. – Филимонов сыграл на клавиатуре стоявшего на его столе компьютера незатейливый мотив. – Ага, вот она. На мой монитор выведены камеры видеонаблюдения, установленные в палатах моих подопечных, чтобы я в любой интересующий меня момент мог увидеть, чем он или она занимается. Она сейчас спит.
– Она – это Квятковская? – уточнил Кирилл, поднимаясь с места. – Ну-ка, позвольте глянуть. Я ведь ее только мельком видел, и еще тогда удивился, насколько внешность может не соответствовать содержанию. Щупленькая бесцветная немочь, кажется – дунь на нее, она и улетит, а столько злобы и жестокости! – Он склонился над монитором, внимательно вглядываясь в лежавшую на кровати девушку. – И сейчас тоже – несчастный узник Освенцима, так и хочется сказать – бедняжка! Бледненькая, худенькая, темные круги под глазами, волосенки торчат во все стороны, словно вороньи перья. Ну что может сделать такой птенец! А как оказалось – многое.