Вампир-стажер
Шрифт:
— И сотрут мне бедняжке память, — перебила, отхлебав немного живительной влаги. — А может, не надо?
— Надо, Ксения, надо, — чуть не смеясь, ответил он.
Я проглотила горькие таблетки. Сато похвалив меня, отключился. Вот ведь, играет в заботу, для чего спрашивается. Это не может не подкупать, и я сама того не понимая начинаю тянуться к нему. Если это его маленький мерзкий план по приручению меня, прибью.
Позлиться и посетовать на то, какие все мужики козлы мне не дало резко ухудшившиеся состояние. В голове стоял протяжный звон, как будто сработала
Вновь кровь хлынула из носа. Я почти перестала понимать что происходит. Даже послышалось, что кто-то рядом ходит. Кричит. Видела черные ботинки возле лица. А потом мое сознание вдруг захотело превысить скорость света. Я видела лишь неясную картину мира как через втулку, вокруг тьма впереди просвет.
— Ксю, Ксю, ответь мне, — кто-то взял меня и потряс, отчего голова заходила ходуном и шее сделалось больно.
Спрашивается, что ему надо? Не видит, что ли, что умираю тут потихонечку. Положи и отстань. Мысли текли вяло, но несмотря на всю заторможенность, я держалась на краешке сознания, из последних сил хватаясь за островок реальности.
— Потерпи, — опять он со мной говорит. Вот энергичный тип. Его холодное прикосновение ко лбу очень обрадовало мой организм. Вот ведь упрямый.
— Ксюша, не молчи. Ксения. Сень, — так, это уже что-то из прошлой жизни.
Перед взором появилось расплывчатое лицо мальчишки. Моя память давно утратила все детали его внешности, вспомнилась только «Зализанная бычком», выгоревшая на солнце челка. Она так причудливо с правой стороны уходила назад. Всегда казалось, что кто-то украдкой ночью мазал его гелем для волос.
— Тебя, Ванька, бычок в младенчестве лизнул, вот и осталась на память отметина, — говорила нянечка в детском доме.
Точно! Именно там я его и встретила. Мальчишки дали ему прозвище «Ишута». Он сильно бесился оттого, как гаденькими голосочками хулиганы звали его:
— Ишута, а Ишута, за базар отвечаешь?
Он часто дрался, защищая меня от всех.
— Сенька, им нельзя показывать слабину, — учил меня десятилетний мальчишка. — Они понимают только силу.
Не знаю, откуда он набрал столько премудростей, в столь раннем возрасте, видимо, жизнь научила.
— Сень, Сень, не пугай меня так, — щеку обжег увесистый шлепок.
Он что, решил если не спасет, то добьет?
Я открыла глаза так резко, что очередной приступ острой боли пронзил голову. Сидя на полу, меня удерживал на руках молодой мужчина, симпатичной азиатской наружности. Блондин с темно-карими, почти черными глазами, и похоже, он плакал.
— Кто вы? — искренне удивилась я, не помня его среди своих знакомых.
— Се… — он осекся и мотнул головой. — Не помнишь меня?
— Простите, но нет, — голова всё ещё гудела, но я смогла сесть и избавить его от тяжести. — Вы знакомый Васи?
— Какого ещё… — он опять замолчал, и я вообще перестала что-либо понимать.
Поднявшись, я поплелась в ванную с чувством, что не в первый раз с подобными мыслями ходила туда. Образ испачканной в крови подушки сам всплыл в сознании, и я решила проверить стиральную машину, чтобы убедиться. Обнаружив в барабане чуть влажную пропажу, я поняла, что это как-то странно всё. Я определенно о чем-то забыла и это что-то более существенное, чем какая-то там подушка.
Взглянула в зеркало, вспышками стали появляться воспоминания, как я смываю с лица кровь. Почувствовав себя ну очень странно, вернулась к блондину.
— Не расскажешь мне, что тут происходит? — попросила сгорбившегося, не иначе как под тяжестью проблем, молодого мужчину. Он явно знал меня, а я забыла.
— Ничего. Всё верно, я знакомый Василия. Он попросил присмотреть за тобой, — задрав голову и зажмурив глаза, едва слышно прошептал тот.
Всё бы ничего, но Вася никогда не заботился обо мне столь рьяно, к тому же я у себя дома, а не в его квартире, как обычно.
Взяв врунишку за плечо, чуть наклонилась, чтобы встретить взгляд его бессовестных глаз. Радужка столь тёмная, что зрачок я практически не увидела.
— Ты лжешь, — сказала незнакомому человеку, но при этом совершенно не боясь его. Я чувствовала, что мне ничего не грозит.
— Да, — глухо отозвался тот и криво улыбнулся.
Кончиками пальцев я провела по его шее и сильно выпирающему кадыку. Остановилась на гладковыбритом подбородке и замерла.
«Так! Что! Что ты творишь? Перестань лапать незнакомого мужика. Да, красавчик, но не твой. Не трожь», — вопил здравый смысл.
Я опустила руки и отошла от него, но уперевшись в разделочный стол, встала как вкопанная.
— Прости, — пробормотала, опустив голову и борясь с неловким чувством стыда.
Он встал и глубоко дыша навис надо мной. Его глаза наливались кровью, радужка приобрела красный флуоресцентный цвет. В висках застучал барабанным боем набат.
Обняв за талию, притянул меня к себе и сказал:
— Прости, — закрыв глаза, прислонился своим лбом к моему. — Я виноват во всём, но больше, обещаю, я к тебе не подойду. Никогда не увижу.
Он резко отпустил меня и широкими шагами, в обуви по ковру, прошел на выход. Я не шевелилась и практически не дышала, потому что воспоминания возвращались яркими пятнами в моем многострадальном мозгу. Меня вновь прокрутило в блендере памятных событий. Наружу вылезали эпизоды вмешательств в мою память. Теперь я отчетливо могла сказать, когда именно и как они происходили.
Сев на пол, я смотрела калейдоскоп своей жизни.
Первое вмешательство произошло в девять лет. Тогда я в последний раз видела Ишуту. Его забрал мужчина в черном похоронном костюме, сияние алых глаз, заставило забыть меня об этом случае. Теперь я чётко вспомнила вертикальный шрам, пересекающий лоб и бровь. В правой руке он держал трость, набалдашник которого, был в виде когтистой лапы, и зажатой в ней круглым камнем. Тот, то и дело пульсировал багряным закатом и так завораживал мое детское внимание.