Вампирские архивы: Книга 1. Дети ночи
Шрифт:
Женщины удалились на кухню, а Джордж остался с Отцом, который поглядывал на него с обескураживающим интересом.
— Ездил отдыхать?
— Нет. Уже поздновато для поездок.
Отец вздохнул, будто вспоминая золотые деньки молодости.
— А мы недурно проводили время в Клактоне. Погода там стояла превосходная. Две недели — густой туман. В нескольких дюймах ничего не видно.
— Надо же, — пробормотал Джордж.
Потом он умолк, переваривая услышанное. Отец осторожно толкнул парня под ребра.
— Слушай,
Джорджу этот вопрос показался не просто щекотливым, а глубоко личным. В его представлении радушная встреча как-то не вязалась с таким назойливым вторжением в частную жизнь. Но оставлять вопрос без ответа было невежливо.
— Я это… каждую пятницу. После ванны.
Отец даже присвистнул от изумления.
— Так часто? Я удивлен. Я знал одного парня в твоем положении. Так он переменялся только в полнолуние.
— Боже милосердный, — прошептал Джордж, а затем попытался задать вполне уместный вопрос: — А почему я должен…
Отец понимающе кивнул.
— Да потому что от тебя пованивает. Но ты не беспокойся. Мы это чуем, потому что у нас очень сильно развито обоняние.
Никогда еще Джордж не чувствовал себя так скверно. Он не знал, что и думать. Похоже, он вообще утратил эту способность. Словно заводная кукла, он последовал за Мамочкой в столовую, где на столе был приготовлен всего один прибор и три бокала с соломинками. В своем отрешенном состоянии он не заметил особенностей сервировки. Не обрадовала его и яичница с беконом, которую Мамочка выложила ему на тарелку, сказав:
— Вот тебе, парень. Наверни это — и голодным не будешь.
Семейство угощалось красноватой густой жидкостью, которую Джордж посчитал томатным соком. Почему-то они пили сок через соломинку. Карола с изяществом, Мамочка с некоторым беспокойством, а Отец — жадно. Осушив бокал, он тут же налил себе вторую порцию.
— Знаешь, Мамочка, ты всегда подаешь превосходную смесь групп А и В.
— Стараюсь. — Хозяйка вздохнула. — Нынче молодежи не получить того, что я называю высококалорийным питанием. Разве это сравнишь с тем, когда сам припадешь, вонзишь зубы? А здесь натуральные свойства продукта уже потеряны.
Отец рыгнул и издал неприятный чавкающий звук.
— Мамочка, мы должны быть благодарны. Многим и этого не перепадает, и они вынуждены насыщаться из жестянок.
Джорджа разобрало любопытство.
— Простите, а почему никто из вас ничего не ест? — вырвалось у него раньше, чем он успел подумать.
За столом установилась гнетущая тишина, будто Джордж совершил непростительный грех. Отец уронил бокал.
— Ох, Джордж, — с упреком вздохнула Карола.
Мамочка сердито нахмурилась:
— Джордж, тебя что, никогда не учили хорошим манерам?
В ее голосе была не
— Простите меня, пожалуйста, но…
— Мне самой нужно было об этом подумать. — Мамочка говорила вежливым, но твердым тоном. — Вот уж не ожидала, что услышу подобный вопрос у себя за столом. Наверное, тебе бы не понравилось, если бы я спросила, кого ты пожираешь с потрохами, когда шастаешь по ночам… Ладно, я свое сказала, и больше к этому возвращаться не будем. Угощайся шоколадным пудингом.
Джорджу было очень неприятно выслушивать упреки, тем более что смысл их от него ускользал. Он начинал догадываться: эти постоянные оговорки не случайны, дело в другом. В нем нарастало неприятное чувство: с каким бы радушием его здесь ни встретили, любая его фраза в доме этого странного семейства приходилась некстати. Даже такому покладистому парню, как Джордж, надоело извиняться непонятно за что.
— Я никого не пожираю с потрохами, — заявил он, когда Мамочка положила ему щедрую порцию шоколадного пудинга и вновь наполнила бокалы.
Мамочка выразительно посмотрела на Отца. Тот откашлялся.
— Слушай, парень. Есть вещи, о которых в присутствии женщин не говорят. Что происходит с тобой в то время, когда ты переменяешься, остается между тобой и черным человеком. Так что давай-ка поговорим о чем-нибудь другом.
Как и все миролюбивые люди, Джордж иногда достигал, черты, где единственно возможным действием была война или, правильнее сказать, нападение. И тирада Отца подвела его к такой черте. Он с шумом бросил на стол вилку и нож.
— Спасибо. Сыт по горло! Стоило заговорить о погоде, как меня тут же отчитали. Я спросил, почему вы ничего не едите, и получается, нанес вам жестокое оскорбление. Зато вам вполне можно спрашивать, как часто я меняю белье, а потом упрекать, что от меня воняет. Наконец, я получаю обвинение в том, что пожираю людей с потрохами, и тут же предупреждают: не смей об этом говорить. Теперь и я вам кое-что скажу. По-моему, вы здесь все чокнутые.
Карола разрыдалась и выбежала из комнаты. Отец выругался; точнее, пробормотал: «Сатанинский галстук!» — что здесь считалось ругательством. У Мамочки был очень озадаченный вид.
— Погоди, мальчик, — сказала она, поднимая белый морщинистый указательный палец. — Ты пытаешься нас убедить, что ты ничего не смыслишь во всем этом?
— Я вообще не понимаю, о чем вы тут толкуете.
Отец и Мамочка некоторое время глядели друг на друга, затем почти хором произнесли, будто их разом осенило:
— Так он всего лишь укушенный!
— Но ведь кто-то должен ему рассказать, — вслед за тем заявила Мамочка, разглядывая Джорджа, которому вдруг стало очень страшно. — И это должен сделать мужчина.