Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови
Шрифт:
— Принести что-нибудь выпить?
— Да, это было бы здорово.
— Чем предпочитаешь травиться?
— Водкой.
— Даже так! Что-нибудь к ней?
— Разве что каплю воды.
— О, да ты пурист.
Гевин не совсем понял, что ему хотят сказать.
— Да, — ответил он.
— Позволь мне исчезнуть на минуту — я схожу за льдом.
— Без проблем.
Кен бросил перчатки на кресло у двери и вышел.
Комната эта, как и прихожая, была удушающе жарко натоплена, но не выглядела уютно и тем более — гостеприимно. Где бы он ни работал, Рейнольдс явно
Возможно, он был университетским преподавателем, хранителем музея или каким-нибудь ученым. По крайней мере, такая комната не могла принадлежать биржевому брокеру.
Гевин мало понимал в искусстве и еще меньше — в истории, и эти предметы не говорили ему ничего. Но он принялся их рассматривать — просто чтобы показать хозяину, который наверняка спросит его о своих игрушках, свою заинтересованность. Коллекция была бестолковая: глиняные черепки, осколки античных скульптур и ничего целого — сплошные обломки. В некоторых фрагментах еще угадывались прежние формы, хотя краски давно потускнели. Иногда удавалось различить человеческие очертания: торс, ногу (между прочим, со всеми пятью пальцами), стертое временем лицо — уже не мужчина и не женщина. Гевин подавил зевок. Жара, глупые экспонаты и мысли об ожидающей его постели усыпляли.
Он переключил внимание на стены. Там имелись более выразительные штуки, чем хлам на полках, но тоже ничего целого. Непонятно, чем привлекают такие обломки. Каменные барельефы так испещрены многочисленными выбоинами и царапинами, что изображенные на них люди казались прокаженными, а латинские надписи почти невозможно разобрать. Ничего красивого быть здесь не могло — эти вещи слишком дряхлые для красоты. Гевина охватило чувство брезгливости, будто он прикоснулся к чему-то заразному.
Лишь один предмет заинтересовал его по-настоящему: каменное надгробие или что-то вроде того, больше других барельефов и в чуть лучшем состоянии. На нем был изображен всадник с мечом в руке, возвышающийся над поверженным обезглавленным противником. Под изображением — несколько слов на латыни. Передние ноги лошади отбиты, каменная окантовка беспощадно обезображена временем. Но в этом был некий смысл. На грубо вырубленном лице проступали неясные черты — длинный нос, широкий рот. Личность!
Гевин решил дотронуться, но отпрянул, услышав приближающиеся шаги Рейнольдса.
— Нет-нет, пожалуйста, трогай, — произнес вошедший хозяин. — Здесь все предназначено для удовольствия. Прикоснись!
Но уже пропало всякое желание. Гевин смутился — его застукали.
— Ну же! — Рейнольдс настаивал.
Гевин протянул руку — холодный камень, зернистый на ощупь.
— Римское, — произнес Кен.
— Надгробие?
— Да. Найдено около Ньюкасла.
— Кто это был?
— Некто Флавин. Он был полковым знаменосцем.
То, что Гевин принял за меч, оказалось при ближайшем рассмотрении небольшим знаменем с практически стертым символом: то ли пчела, то ли цветок, то ли колесо.
— Значит, вы археолог.
—
Он надел принесенные очки и направился к полкам с глиняными черепками.
— Я собирал их долгие годы. Я всегда испытываю дрожь, когда касаюсь предметов, столетиями не видевших света дня. Это как бы прикосновение к истории. Ты понимаешь, о чем я?
— Да.
Рейнольдс взял с полки один из осколков.
— Конечно, лучшие находки попадают в музеи, но всегда выпадает случай оставить себе что-то интересное. Господи, какое огромное влияние! Римляне. Городские коммуникации, мощеные дороги, надежные мосты. — Рейнольдс рассмеялся взрыву собственного энтузиазма. — Черт возьми, опять читаю лекцию. Извини. Больше не буду.
Вернув черепок наместо, Кен стал наливать выпивку. Стоя спиной к Гевину, он неожиданно спросил:
— Сколько ты берешь?
Гевин вздрогнул. Волнение хозяина вдруг прошло, и невозможно было найти логическое объяснение резкому повороту от римлян к стоимости ласк.
— По-всякому бывает, — неуверенно ответил он.
— То есть, — все еще возясь с бокалами, сказал Кен, — ты хочешь узнать подробнее о моих наклонностях.
— Было бы неплохо.
— Разумеется. — Он повернулся и протянул Гевину внушительный бокал с водкой. Без льда. — Я не буду к тебе слишком требователен.
— Я не дешевка.
— Я это понимаю. — Рейнольдс безуспешно попытался улыбнуться. — Я хорошо заплачу. Ты останешься на ночь?
— Вы этого хотите?
— Мне кажется, да.
— Тогда безусловно.
Настроение хозяина мгновенно изменилось. Нерешительность уступила место самоуверенности.
— За любовь, жизнь и все остальное, за что стоит платить! — произнес он, звякнув своим бокалом о бокал Гевина.
Двусмысленность тоста не ускользнула от внимания Гевина. Парень, очевидно, не так прост!
— Прекрасно, — сказал он и сделал глоток.
Сразу стало намного лучше. После третьей порции водки Гевин до того оттаял, что болтовня Кеннета о раскопках и величии Рима, которую ему поневоле приходилось слушать, уже не действовала на нервы. Сознание засыпало. Как легко! Разумеется, он останется здесь на ночь, по крайней мере до рассвета, так почему бы не выпить и не послушать эту околесицу? Позже, если судить по состоянию Кена — много позже, придет время недолгих пьяных ласк в полутемной комнате. Такое Гевину знакомо. Все они одиноки, даже с любовником, всем им одинаково легко доставить удовольствие. Этот парень покупал скорее компанию, а не любовь. Легкие деньги!
Шум.
В первый момент Гевину показалось, будто шумит в его собственной голове. Но Кен внезапно вскочил. Губы его дрожали. Блаженная атмосфера улетучилась.
— Что это? — спросил Гевин, также вставая. Мозги плыли от алкоголя.
— Все в порядке. — Рейнольдс стоял, вцепившись длинными бледными пальцами в кожу кресла. — Успокойся!
Шум усиливался. Гевин почему-то подумал о барабанщике, сидящем в духовке и отчаянно стучащем, пока его поджаривают.