Вампирские хроники: Интервью с вампиром. Вампир Лестат. Царица Проклятых
Шрифт:
Я не узнал свой голос, металлический и пустой. Я старался приблизиться к нему, придать лицу твердое, непроницаемое выражение; мои глаза излучали ослепительные потоки света, как два ярких огня. Он смотрел на меня изучающе, точно борясь с собой. Селеста удержала меня, схватив за запястье.
«Ты должен рассказать им, – продолжал я, – как ты обращался с нами. Она не знала законов, не знала, что есть другие вампиры».
Я говорил это и мысленно успокаивал себя: Арман успеет вернуться до рассвета, он должен вернуться, он остановит их и спасет нас.
Вдруг до меня донесся громкий скрежет, что-то очень тяжелое волочили по полу. Мадлен плакала. Я поискал ее глазами – она сидела в кресле возле стены. Наши взгляды встретились,
«Лестат, – сказал я, – чего ты хочешь? Я все сделаю…»
Я остановился на полуслове. В зал втащили гроб с тяжелыми железными замками. Я сразу все понял.
«Где Арман?» – в отчаянии крикнул я.
«Она хотела убить меня, Луи. Она сделала это, она, а не ты! Она должна умереть! – Голос Лестата срывался. – Уберите этот ящик, Луи возвращается ко мне!» Он повернулся к Сантьяго.
Но тот лишь рассмеялся в ответ. Его смех подхватили Селеста и все остальные.
«Вы же обещали мне», – сказал им Лестат.
«Я тебе ничего не обещал», – ответил Сантьяго.
«Они одурачили тебя, – сказал я Лестату. Они уже открыли крышку. – Обвели вокруг пальца! Ты должен найти Армана, он здесь главный».
Но он, казалось, не понимал моих слов.
Я плохо помню, что было дальше. Я отчаянно отбивался, кричал, что Арман этого не допустит, чтоб они не смели прикасаться к Клодии. Меня положили в гроб. Я отчаянно сопротивлялся, стараясь не думать про страшные крики Мадлен; боялся, что вот-вот услышу крик Клодии. Помню, я привстал, из последних сил задержал на мгновение тяжелую крышку, но вот она опустилась, заскрежетали ключи, я понял, что замки заперты. Я вдруг вспомнил насмешливую улыбку Лестата, его слова из прошлого: «Голодный ребенок – это ужасно, но голодный вампир – еще хуже. Ее крики услышали бы в самом Париже». Это было так давно, в том ушедшем безмятежном мире, где мы так часто ссорились друг с другом. Мое тело обмякло в душном ящике, но я повторил себе: «Арман этого не допустит. Он все равно нас найдет».
Я услышал скрип башмаков, гроб покачнулся, значит его подняли с пола. Я уперся руками в стенки и закрыл глаза, стараясь привести мысли в порядок, и первым делом запретил себе двигаться или нащупывать крышку. На лестнице гроб накренился, я прислушался. Крики Мадлен были уже едва различимы, мне показалось, что она зовет Клодию, точно та могла нам помочь.
«Зови Армана, – мысленно просил я. – Он уже должен вернуться домой».
Только мысль об ужасном унижении услышать собственный голос, запертый внутри проклятого ящика, заставила меня сдержать крик.
Но вдруг меня посетила страшная догадка: что, если он вообще не придет? Может, у него есть другой гроб в каком-нибудь отдаленном особняке и он останется там?.. Я бешено заколотил в дубовые доски гроба, попытался перевернуться, чтобы надавить на крышку спиной, но не смог, в гробу было слишком тесно. Обливаясь холодным потом, я бессильно уронил голову.
Крики Мадлен затихли вдали, я слышал только мерные шаги и собственное дыхание.
«Значит, он будет завтра. Завтра им придется все рассказать ему, и он найдет нас и выпустит на свободу». Гроб резко качнулся, волна свежей прохлады проникла даже в душный, запертый ящик. Я почувствовал запах воды и сырой земли. Гроб небрежно бросили на землю, и удар болью отозвался в моем измученном теле. Я осторожно потер локти, стараясь не прикасаться к крышке, чтобы не вспоминать об истинных размерах моей темницы, скрытых спасительной темнотой.
Я думал, что теперь они оставят меня. Но они не ушли. Вдруг я почувствовал новый, незнакомый мне, сырой запах. Затаив дыхание, прислушался и в ту же секунду все понял: это запах цемента, они замуровывают меня кирпичами. Медленно я провел ладонью по лицу, вытирая пот со лба.
«Это ничего», – успокаивал я себя. С каждой секундой в этом ящике становилось все теснее, точно мои плечи делались шире и шире. «Завтра ночью он придет, а до тех пор я буду лежать здесь, как в собственном гробу. Это расплата за все мои ночи».
Так я говорил себе, но мои глаза наполнились слезами, и я снова ударил в крышку гроба. Я представил себе завтрашнюю ночь и все будущие ночи, а чтобы отвлечься от безумных мыслей, подумал о Клодии. Только бы еще хоть раз меня обняли ее руки, только бы хоть на мгновение увидеть ее округлые щечки и длинные, трепещущие ресницы, почувствовать нежное прикосновение губ. Тело одеревенело от усталости, но я из последних сил пинал ногами доски и царапал их ногтями. Вскоре снаружи все стихло, замер вдали звук приглушенных шагов. Я кричал, звал ее: «Клодия!», пока шею не свело от отчаянных и бессмысленных метаний и сон медленно, подобно ледяному потоку, не сковал мои члены. Я пытался позвать Армана, не думая о том, что это глупо и бесполезно: этот мертвый сон не мог обойти стороной и его, он уже спит где-нибудь и не может меня услышать. Последним усилием я надавил на крышку, но в глазах потемнело, силы оставили меня, и я провалился в небытие.
– Меня разбудил голос, далекий, отчетливый. Он называл мое имя. Я открыл глаза и не мог понять, где нахожусь.
«Наверное, это страшный сон, – подумал я, – сейчас я проснусь, и все кончится».
Потерев глаза, я нащупал рукой крышку гроба и сразу все вспомнил. И в ту же секунду с величайшей радостью узнал голос. Арман звал меня. Мой крик ударился о стенки гроба, и я едва не оглох. В страхе я подумал, что он тщетно ищет меня, что он меня не услышит. Но его голос приближался, он говорил, чтобы я ничего не боялся. Раздался громкий шум, треск и грохот обваливающихся кирпичей, они стучали по крышке гроба. Арман снял их один за другим и руками сорвал замки.
Тяжелые дубовые доски заскрипели, и блеснул луч света. Я глубоко вдохнул и вытер пот со лба. Крышка отвалилась, и на секунду мне показалось, что я ослеп. Я сел и закрыл лицо ладонями.
«Торопись, – сказал Арман. – И ни звука».
«Куда мы идем?» – спросил я.
За пробитой Арманом дырой в кирпичной кладке я увидел длинный пустой коридор и двери, замурованные кирпичами. Мое воображение мгновенно нарисовало ужасающую картину скрывающихся за ними гробов, в которых голодали и заживо гнили вампиры, осужденные на мучительную смерть своими собратьями. Арман тянул меня за собой, не давая опомниться, он повторял: «Ни звука». Мы прокрались вдоль коридора, Арман остановился перед дубовой дверью и потушил лампу. На мгновение все вокруг покрыла непроницаемая тьма, но потом я увидел узкую полоску света под дверью. Арман отворил ее так осторожно, что петли даже не скрипнули, и мы очутились в длинном проходе, ведущем к его келье. Я старался не отставать от него. И вдруг мне открылась страшная правда: он спасал меня, и только. Я попытался остановить его, но он еще сильнее потянул меня за собой. Мы выбрались наружу через потайной выход, и я наконец заставил его остановиться. Он посмотрел на меня и покачал головой.
«Я не могу спасти ее!» – сказал он.
«Неужели ты думаешь, что я могу уйти без нее! Они заперли ее там! – Ужас охватил меня. – Арман, ты должен ее спасти! У тебя нет выбора!»
«Зачем ты так говоришь? – ответил он. – Пойми наконец: у меня нет никакой власти. Они восстанут против меня, и ничто их не остановит. Я не могу ее спасти. И не хочу подвергать тебя бессмысленному риску. Тебе нельзя возвращаться туда».
Наверное, он был прав, но я не хотел ему верить. Мне не на кого было надеяться, кроме Армана, но я ничего не боялся. Знал только одно: я должен спасти Клодию или погибнуть. Речь не шла о смелости или трусости: просто я должен был это сделать, вот и все. И я знал в глубине души: Арман не станет меня останавливать. Он пойдет со мной.