Вампирский Узел

Сомтоу С. П.

Теперь громче — музыка… один коридор был заметно светлее, чем все остальные. На стенах горели электрические светильники в виде старинных канделябров. Грязные, как будто закопченные обои: желтые цветы, грубо прорисованные колибри. Музыка: фортепьяно, то умолкает, то вступает по новой, звонкие переливчатые арпеджио; и божественный голос Тимми парит над мелодией. Карла дошла до конца коридора, где был широкий дверной проем, занавешенный тяжелой портьерой, отвернула плотную ткань и заглянула туда.

Просторная комната, вся уставленная электронной аппаратурой. На стене — огромный плакат. Тимми в вампирском плаще а lа Дракула.

Снимок с обложки альбома. Деревянный пол, покрытый темным лаком. Белый концертный рояль возвышается над электронными синтезаторами и колонками. Яркий свет от флуоресцентных ламп под потолком…

Тимми сидит за роялем. Карлу он не видит. Его глаза налиты кровью, с уголка губ стекает тонкая, алая струйка. Кровь капает на отвороты куртки его голубой пижамы. Он музицирует и время от времени напевает. Левой рукой он выстраивает достаточно простенький ритм, правой выводит приторно-сладкие гармонии. Его песня — как греза, сонная, отрешенная. Но что он поет? Карла уловила лишь несколько слов, но совершенно бессмысленных.

А потом — почти незаметно — он начал менять гармонии, смешивая арпеджио, пока они не превратились в серию мощных пульсирующих аккордов. Ритм рок-музыки под его левой рукой резко сбился и перешел в отчетливый мелодический ряд, и Тимми запел песню, которую Карла знала, которую часто слышала, когда была замужем за Стивеном… Шуберт. An die Musik.

— Du holde Kunst, — пел Тимми. — О прекрасное искусство…

У нее перехватило дыхание. Он это услышал наверняка, но продолжал петь. Насколько Карла могла судить, его немецкий был безупречен. И сверхъестественная — неестественная — чистота его голоса, который не просто звучит, а; как будто сияет неземным светом…

Что происходит? Она, Карла Рубенс, плачет?! Наверное, потому что ей вспомнился Стивен: как он приходил домой с репетиций, весь — огонь и порыв, весь охваченный вихрем своей музыки, завороженный ее пламенем, так что Карле казалось, что он видит ее насквозь… видит сквозь нее что-то такое, чего не видит она…

Песня кончилась, и Тимми поднял глаза. Наверняка он заметил Карлу. Но сейчас она не могла с ним разговаривать. Она развернулась и побежала обратно по коридору. Свет электрических свечей странно подрагивал и расплывался перед глазами, затуманенными слезами. Она почти ничего не видела. Где она? Похоже, она потерялась. Пересечение семи коридоров… оно должно быть где-то здесь. Налево. Нет, направо. Куда-то туда… она ворвалась в почти непроглядную тьму. И сами коридоры… они сдвигались, меняли форму… они были не наяву, а внутри сознания… у Тимми в голове…

Еще одна лестница. Крутая спиральная лестница, уводящая вверх, вверх… но здесь же нет башни. Это же не какой-нибудь средневековый замок… думает Карла на бегу. Грубые доски пола царапают босые ноги…

Еще одна комната. Каменные стены. Комната в башне. Как у Златовласки или кто там был в сказке. Окно нараспашку. Обжигающий холод. Ветер. Снаружи: угрюмые горы, и зазубренные крепостные стены, и дыхание дракона в небе, и…

Летучая мышь. Кружит во тьме. Хищная птица… или все-таки летучая мышь? Пятно черноты на фоне яркой и полной луны — то птица, то мышь. Постоянно меняется, не поймешь. Карла отворачивается от окна и задевает рукой деревянную стенку открытого гроба…

Стоп. Подожди, говорит она себе. Дыши глубже. Это все не настоящее. Это лишь воссоздание архетипической ситуации. Индивидуализация. Преодоление тени, противостояние со своим истинным "я"… термины из работ Юнга кружились в сознании, кружились… стоп. Подожди. Дыши глубже.

Она наклоняется над гробом.

Он пустой. На дно кто-то насыпал немного земли. Крышка снята и стоит у стены. Полированный дуб. Карла проводит рукой по стенке гроба: такая гладкая и такая холодная. Снаружи надрывается ветер.

Потом пронзительный крик, и существо — то ли летучая мышь, то ли хищная птица — падает камнем с черного неба и…

У окна. Девочка-подросток. На лице — явный избыток косметики. Белая пудра. Глаза горят. Пухлые губы под толстым слоем помады приоткрыты в зловещей улыбке. Клыки сверкают. Карла не может пошевелиться. Она стоит, пригвожденная к месту, и судорожно скрипит пальцами по гладкой, как шелк, полировке гроба, а девочка-вампирка подходит все ближе и ближе, и это не

Тимми, она не знает, кто это, может быть, это сон, может быть, это она сама, какой-то аспект ее личности, вывернутый наружу, и она не может закрыть глаза и прогнать этот образ, все ближе и ближе, и теперь с губ видения срывается хриплый надтреснутый смех, и свежая кровь блестит у нее на зубах, и тогда Карла кричит диким криком, до боли в горле, и…

— Как ты смеешь?! — Разъяренный женский голос, скрипучий, старый. На миг девочка-вампирка замирает в нерешительности. С окровавленных губ срывается недовольный всхрип.

— А-а-а-а-ай-й-йа-а-а-а… — Крик боли, невыносимой и вечной боли… чары рассеялись. Карла резко оборачивается и видит старую женщину во всем черном, которая решительным шагом идет на вампирку, выставив перед собой серебряное распятие.

— Это же гостья мастера Тимоти! — кричит старуха. — Как ты смеешь злоупотреблять его гостеприимством?! Как ты смеешь идти на того, кто находится под его защитой?! А ну ложись в гроб, ты, шлюха, пока я тебе не прожгла лоб крестом!

Вампирка хнычет и пытается жалобно протестовать:

— Всего лишь пища… низшие существа… как может Тимми… относиться к ним, будто… они что-то значат… они просто животные… пища… так хочется пить, так хочется… он не дал мне выпить девчонку… которая там у ворот ошивалась, она хотела умереть, хотела… я это чуяла, запах желания смерти… нет, не делай мне больно, Мария, не делай мне больно, нет…

— Мария! — кричит Карла. — Слава Богу, слава Богу…

— Пока еще рано, мисс Рубенс. Ты, Китти, быстро обратно в гроб. Рассвет уже близко! Если я не успею тебя накрыть, ты ссохнешься и сгоришь, понимаешь?

Девушка стонет и забирается в гроб.

— Мне нужна ваша помощь, — обращается Мария к Карле. — Я уже старая женщина и не подниму эту крышку одна.

Совершенно ошеломленная, Карла не сразу соображает, что от нее требуется. Потом они с Марией приподнимают тяжелую крышку и накрывают гроб с Китти. Карла рыдает в голос.

— Что это за башня? Почему ее не видно снаружи?

— Так и должно быть. Наше сознание создает миллионы пространств и пейзажей. Вы же психолог, вы должны это знать. В какой-то момент в бронированной стене между сознательным и бессознательным появляется трещинка… и разве не может часть личного ада прорваться наружу? В каждом из нас есть тьма. И самый страшный кошмар — это мы сами, мисс Рубенс. Мы сами. Прочувствуйте это, примите. И это вас освободит.