Вампиры девичьих грез
Шрифт:
— Ах, как это мило. И зачем я ему сдалась? Тоже осчастливить хочет? Какой заботливый вампирчик. У вас там все такие?
— У нас все разные. Как и у вас. А Лоу просто хороший парень, который желает тебе добра. Просто так, ни зачем. Симпатична ты ему. Как и мне. Но можешь не переживать. Для тебя это не будет иметь никаких последствий. Есть мы тебя не собираемся. Ты невкусная. Пей свой чай и хватит плакать.
Пью. Чай уже почти остыл, а я все пью. Слишком долгий день. Слишком много слов. Слишком много слез. Анхен протянул руку, чтобы подлить мне еще чая. Мне не очень хотелось, но спорить я не стала. Просто смотрела
— А они и вправду существовали? — спрашиваю, кивнув на чайник.
— Сэлисэн и Елена? Существовали. Кто, кроме вампира, мог бы завезти вам растение из далеких земель? И зачем бы ему это делать, как не из любви? Вампиры чай не пьют.
— Да, она пила его чай, а он — ее кровь. Так и жили, пока не померли.
— Он умер значительно раньше, насколько я знаю. А она дожила до старости. И в память о нем всю свою жизнь посвятила культивации чая. Чтобы много веков спустя другому вампиру было куда отвести другую деву, дабы ей было где рыдать.
— Не смейся надо мной. А отчего он умер? Вы ведь живете практически вечно.
— Войны, болезни… Мы не бессмертны, у нас просто очень долгий срок жизни.
— Я думала, вампиры не болеют.
— Не болеют. Людскими болезнями. У нас есть и свои.
И я снова пила чай, а он сидел и смотрел на меня. Очень серьезный. Очень спокойный. Совсем не страшный. Почему я его боялась? Вспомнить уже не получалось. Да я и не пыталась. Просто пила чай.
— Анхен, а Лоу тебе кто? — вдруг пришло мне в голову.
— Друг. Кем еще он может мне быть?
— Ну, не знаю. Тебе восемьсот, ему триста пятьдесят. Может, он твой сын?
— Мы настолько похожи? — он откровенно усмехнулся.
Серебряный красавчик Лоу и черноволосый кареглазый Анхен. Что-то общее в них, конечно, было. Оба высокие, стройные. Гордая осанка. Взгляд — внимательный и вежливый, но полный безграничного осознания собственного превосходства. Обаятельная, буквально сшибающая с ног улыбка, в которой, напротив, ни снисхождения, ни превосходства, только искренняя симпатия и радость от встречи конкретно с тобой. И что-то еще неуловимо общее было в их лицах, не несущих на себе примет времени. Неопределимость возраста, что ли. Никто и никогда не назвал бы их старыми. Но вот и молодыми назвать — язык не повернется. В чем это пряталось — во взгляде? В постановке головы? В рельефе губ? Ни малейшие морщины, понятно, их лица не бороздили. Но передо мной сейчас сидел не мальчишка, не юноша, не студент. Печать прожитых лет в этом лице читалась. Как и в лице его среброкудрого друга. А вот если разглядывать детали, то действительно, общего ничего. Другой разрез глаз, форма носа, губы. О чем я думала?
— Ну, не знаю, если вы там все спите с кем попало и как ни попадя, то где вам и разобрать, кто чей папочка, — попыталась вывернуться я.
— До сей поры справлялись. Нет, Ларка, он действительно мой друг. Один из тех, чьей дружбой стоит гордиться. И, кстати, о друзьях. Те ребята, что мы встретили в парке, очень искренни в своем хорошем к тебе отношении. Не порывай с ними. Если уж ты не сдружилась ни с кем на своем факультете — общайся хотя бы с ними, не броди вечно одна.
— Ну вот откуда ты все это знаешь? И что тебе за дело?
— А я за тобой присматриваю. Считай, что нежданно обрела доброго старого дядюшку, которому небезразлична твоя судьба.
— Да? Нет, вот что старый — это понятно. Но я не уверена в твоей доброте.
— А что делать, Ларис? Родственников не выбирают. Уж какой достался. Поедем, отвезу тебя домой, сдам на руки родителям. Волнуются небось.
— После того, что ты навнушал моей маме?
— Ну, прости за маму. Хотел тебя напугать.
— У тебя получилось.
— Прости. Ты права. Я очень старый и крайне злой вампир. Но если ты будешь бесконечно добра ко мне и все время меня прощать, я непременно исправлюсь. Лет за триста — четыреста.
— Когда ты смотришь так серьезно, я не сразу понимаю, что ты издеваешься.
— Это и смешно. Идем, — он снова взял меня за руку, и я не смогла не улыбнуться ему в ответ. Он был вампиром, он все преграды крушил своим обаянием. И мы снова шли с ним за ручку, как пара влюбленных, и ехали домой в переполненном автобусе, где он прижимал меня к себе, якобы, чтоб я не упала, и это было приятно, и я делала вид, что верю, что это просто так. А может, это и было просто так, а я сама себе все напридумывала, потому что в глубине души хотела, чтоб он в меня влюбился, как Сэлисэн в Елену, и привозил бы подарки из далеких заморских стран. Или лучше увез бы меня на далекое теплое море. Чтоб взглянуть. Хоть одним глазком.
Глава 4
Доктор
Мама вязала теплый зеленый свитер с желтыми цветами и радостно напевала что-то, поглощенная занятием.
— Ларочка, привет, как погуляли? — обернулась она на шум открывшейся двери. — Ты кушать будешь?
— Да нет, спасибо, я уже.
Анхен довел меня до подъезда и тут же ушел, не оборачиваясь, словно вспомнив о неотложных делах. Я вздохнула с облегчением, потому что здорово опасалась, что он решит подняться и пообщаться с родителями, да и вообще мне начинало уже казаться, что вампир не уйдет никогда.
Но он ушел, и, не успев еще подняться до родного второго этажа, я уже почувствовала, что мне его не хватает. Какой-то глупый укол тоски, что вот он был — и ушел. Голоса крови у меня нет, ага, как же. Чертовы вампиры, ведь ничего ж специально не делают, а душу вынимают!
В квартиру вошла решительно, решительно бросила пальто на вешалку, решительно же отказалась от обеда, пристально разглядывая в большом зеркале свою, с утра еще чистую, юбку. Нет, вот я так и знала, что все этим кончится. Все в пятнах засохшей и не очень грязи, и еще вот эти черные масляные полосы.
— Мам, а велосипедная смазка отстирывается?
— Если сразу стирать, так все отстирывается, — невозмутимо отозвалась из комнаты мама. — Так как погуляли-то? Он что, катал тебя на велосипеде? Это так романтично!
— Ага, укатывал, — мрачно отозвалась я, не отрывая взгляда от зеркала. И поймала взгляд отца. Он сидел в кресле в гостиной, с раскрытой газетой в руках, но смотрел на меня, вернее — на мое отражение в зеркале, очень внимательно, словно пытался найти во мне что-то. Или боялся найти.