Ванга. Россия. 2010, 2012, 2019, 2039, 2009.
Шрифт:
— Должен писать стихотворения, — энергично воскликнула Ванга, — всю жизнь будешь писать стихотворения.
И пообещала:
— Знаний много, а будет еще больше, и ты будешь передавать их людям.
Спросила, где работаю над своими вещами: в комнате или вне комнаты под открытым небом?
— И так, и так.
— Лучше, чтоб работал вне комнаты, в роще, в саду, близ реки. И должен быть обязательно в легкой обуви.
Объяснила, почему именно в легкой.
— Тяжелая — мешает небу.
Дала ряд рекомендаций (кстати, весьма целесообразных с практической профессиональной
— Твое лучшее время для работы — до десяти утра. Причем начинать работать ты должен натощак. Вставай из-за письменного стола лишь когда почувствуешь голод. Работа должна продолжаться — с перерывом на завтрак — до двенадцати часов, не более. После этого упорствовать и напрягаться не стоит.
В порядке исключения можно работать и после двенадцати, но только в дневное время; вечером же — ни в коем случае!
(По словам Ванги, вечером сверху не помогают или помогают очень мало, а без такой помощи ничего путного получиться не может.)
А вот рукопись, над которой трудишься, Ванга советовала на ночь оставлять открытой. Зачем? Затем, чтоб вбирала в себя небесные излучения и небесные силы. Назавтра это может обернуться непредвиденной удачей.
Сообщила некоторые сведения обо мне же самом.
— Твой мозг устроен таким образом, — сказала она, — что сразу и непосредственно воспринимает и фиксирует Учение.
Я поинтересовался: какое Учение имеется в виду.
— Учение Белого Братства, — сказала Людмила, но переадресовала мой вопрос Ванге. Та отвечала — это буквальные ее слова, — что речь идет о древнем индийском Учении. Напечатанное в новых книгах, оно завоюет весь мир.
— Ты, — кивок в мою сторону, — в своих трудах утверждаешь это Учение.
И добавила:
— Через два года образуется обстановка, когда тебе будет легче давать свои мысли. Через два года начнется поворот.
И опять о Ленинграде:
— Как только представится возможность — немедленно поезжай в Ленинград. Там тебя ждут не только живые, но и умершие.
Надо сказать, что характер нашего разговора для Ванги — во всяком случае на первых порах — был несколько непривычным. Он развивался не по традиционному сценарию. Я не задавал ей вопросов. Не интересовался ни своей судьбой, ни судьбой своих близких. Не был озабочен проблемами здоровья. Поэтому ей самой пришлось проявлять инициативу, искать что-то на ощупь, спрашивать и получать ответы не всегда ей понятные. Немудрено, что она почувствовала усталость. Прервала беседу. Сказала, что ей необходима передышка. Ушла на кухню, чтоб подкрепиться молоком, побыть в одиночестве. Людмила высказала предположение, что мы застали Вангу как бы врасплох. Она оказалась неподготовленной к восприятию тех новых вибраций, что пришли вместе с нами. Но если это и так, то освоила она их быстро. Через пять-шесть минут Ванга вернулась, отдохнувшая, посвежевшая, и никаких признаков утомления больше не выказывала. А прощаясь, заявила, как всегда твердо и категорично:
— Пусть этот человек приезжает как можно чаще. Я хочу с ним разговаривать.
Признаюсь: у меня сложилась гипотеза, которая, как мне казалось, давала ключ к разгадке феномена, именуемого Вангой. Суть ее состояла в следующем. Подсознание каждого человека содержит всеобъемлющую информацию о жизни в целом и мельчайших подробностях именно его жизни. По большей части мы о ней и не подозреваем, поскольку на поверхности сознания эта информация не держится. Но существуют люди, обладающие способностями (Ванга из их числа) «считывать» данную информацию. Разумеется, это чудо, но чудо все же понятное и в какой-то степени объяснимое.
Поэтому я не удивлялся, когда Ванга называла имена моих родственников, эффектно угадывала некоторые эпизоды прошлого, была точна — это всегда поражает воображение — в самых незначительных деталях: говорила, например, что я живу на шестом этаже (что соответствует действительности); описывала болезнь матери — отложение солей в ногах — и рекомендовала весьма нетрадиционные методы лечения, опережая вопрос, который я собирался, но не успел задать.
Момент удивления пришел позже, когда моя стройно-логическая концепция развеялась как дым. Вот как это произошло.
Ванга спрашивает:
— А где живут твои родители? Где они находятся сейчас?
Я отвечаю: живут в Воронеже, там сейчас и находятся.
На несколько мгновений Ванга отключается от разговора и вдруг решительно и убежденно восклицает:
— Не, не. Их сейчас нет в Воронеже, они у тебя, в Москве.
На другой день я не поленился: звоню к себе. И что же: к телефону подходит мать. По каким-то делам они с отцом неожиданно приехали в Москву. Поездка не планировалась, я ничего о ней не знал и потому никакой информации на этот счет ни в моем сознании, ни в моем подсознании не имелось.
Вновь я увиделся с Вангой несколько месяцев спустя. Это было в декабре семьдесят девятого. Людмила опять представила меня. Но Ванга честно призналась, что я начисто выветрился из ее памяти. Опять спросила о моей профессии. Где живу? «В Москве». И опять-таки будто восстановив в памяти нечто очень важное — о том же самом, что и в прошлый раз: бываю ли я в Ленинграде?
Пояснила, почему с такой настойчивостью повторяется один и тот же вопрос.
— Там много погибших. Души их молятся и создают очищенное пространство, и в этом очищенном пространстве будут проявляться выдающиеся духи. В духовном отношении, — сказала Ванга, — Ленинград сегодня выше Москвы.
Неожиданный вопрос ко мне:
— Почему переименовали город?
Выслушав объяснение, говорит:
— Заслуженная перемена. Царь Петр радуется этой перемене.
На этот раз ее советы как бы обретают форму приказа. Фразы четкие, резкие, рубленые.
— Никогда и ничего не должен бояться. Ни при каких обстоятельствах не должен поддаваться унынию. Над тобой — покров и покровитель. Никаких суеверий и предрассудков не должно быть на твоем пути. Иди прямо. Вставай рано утром. Пиши. Перед работой и во время работы мой руки и лицо холодной водой. Твой день — вторник. В этот день все удастся тебе, если приложишь усилия, если изгонишь сомнения.