Ванька-ротный
Шрифт:
Мы спали день и целую ночь. Я просыпался иногда, поднимал голову и оглядывал высоту и темное поднебесье. Немец всю ночь светил ракетами и периодически пускал серии снарядов в сторону леса.
А когда перед рассветом в роту принесли хлеб и похлебку, кода солдаты, как муравьи перед грозой, забегали с котелками, немец совсем прекратил стрельбу.
– Не хотит нам портить апетит!
– Щас
– Рано с восходом могем в наступление пойтить!
– Может последний раз хлебово в рот пропускаешь!
– Через край, цедить не моги, ложкой вкус нужно осторожно нести!
– Сегодня варево гуще и сытнее – и солдат полой шинели протирал свою ложку от пыли.
Внезапная тишина, как и хлесткий обстрел, действует на людей. Или сейчас начнется мордоворот, или немец сорвался и побежал с высоты. По всему было видно, что немец собирался нам чем-то нагадить. Пока немец стрелял, у нас на душе было спокойно. Начальство сидело в лесу и нас не трогало.
У немцев, возможно, застряла, где пушка, провалилась на сгнившем мосту. Вот они и прикрылись от нас арт-огнем. У немцев пушки тяжелые. Не то, что наши, при выстрелах как лягушки прыгают. Вот они на сутки и притормозили нас. Это мои предположения. Возможно, тут готовиться что-то другое.
Вскоре за мной прислали связного солдата. Я вместе с ним отправился к Малечкину в лес. Мы отмахали километра три и свернули с дороги.
– Вот что начальник штаба! Командир дивизии требует взять высоту.
Стрелковую роту послали в обход, а на дороге кроме пулеметчиков никого не осталось. Тебе нужно вернуться в роты и организовать наступление. Две пулеметные роты достаточно, чтобы взять высоту. Телефонную связь мы тебе дадим. Штаб дивизии приказал лично тебе возглавить обе роты. Боевой приказ передашь командирам рот. На сборы даю тридцать минут, не больше. Все ясно? Давай топай! Добывай для Родины высоту!
Я вернулся в роты, передал приказ командирам рот, показал на высоту и добавил:
– Давайте гвардейцы топайте, пока немца там нет!
– Откуда вы знаете, что его там нет?
– Если бы он там был, он бы нам не дал хода по дороге. А мы, как вы сами видели, шли в лес и обратно в открытую. Что ж ты думаешь, он бы удержался, чтобы не полоснуть из пулемета по дороге! Немец сейчас не тот, что был в сорок первом. Он сейчас бежит и торопится. Ему рассуждать и думать некогда. Давайте, давайте ребятки! Чем скорей зайдем на вершину, тем для нас же будет лучше. А то он одумается, возьмет и назад повернет!
Мы подняли солдат, вышли на дорогу, где нас дожидались три телефониста с катушками провода. Перед нами лежала совершенно открытая местность. Извилистая дорога уходила куда-то в самое небо. Под ногами была сухая и твердая земля.
Неторопливо и медленно тянется время. У меня в душе конечно сомнения. Может, притаились немцы и ждут, пока мы сунемся к ним поближе. Справа и слева вдоль дороги идут пулеметные расчеты. Я, Самохин и телефонисты поднимаемся на высоту. Смотрим вперед, оглядываемся по сторонам, пока всё спокойно. Но в любую минуту может полоснуть немецкий пулемет или ударить ворох снарядов.
Мы идем вверх, ждем встречных выстрелов, прикидываем, где можно будет залечь. Но вокруг – напряжённая тишина. Кроме собственного дыхания ничего больше не слышно. От неизвестности и сомнений шаг при подъеме в гору начинает замедляться. От необычной тишины в ушах что-то звенит, начинают стрекотать кузнечики. Припадая к земле, солдаты за собой волокут станковые пулеметы.
Мы поднимемся все выше и выше, каждую секунду готовые развернуть пулемёты. Мне кажется, что мы стоим и топчемся на месте. Мы идем по дороге, а ей конца и края не видно. Мы подаемся вверх, а вершина уходит от нас.
Телефонист дергает меня за рукав, говорит, что когда размотаем пару катушек, мы должны остановиться и соединиться с Малечкиным.
Я останавливаюсь и жду. Телефонист доматывает провод, ставит на землю аппарат, подсоединят провод, и подает мне трубку.
Голос Малечкина слышится издалека. Я догадываюсь, что он требует двигаться, возможно, быстрее.
– Подойдете к немцу на сотню метров!
– Поставишь ротам задачу!
– Поднимете в атаку людей!
Я бросаю на руки солдату телефонную трубку и кричу солдатам, чтобы прибавили шагу. Солдаты машут мне рукой, мол поняли, а идут по-прежнему медленно.
А те, что сзади, что сидят в лесу, им естественно все подавай поскорей, у них обыкновенно ко всему нет терпения. Им важно кто первый скажет – "мяу"! Что высота взята! Давай! Давай! – по телефону несется вдогонку.
Еще немного и вот перевал. Один из пулеметных расчетов уже прилег на землю. Лежат как сычи и из-под касок таращат глаза. Уши навострили, к земле припадают.
Я кивком головы подзываю командира роты, и мы выходим на гребень, чтобы взглянуть вперед, с высоты. Телефонисты остались лежать на обратном скате.
Перед нами вокруг бесконечное открытое пространство. Оно простирается до самого горизонта. Видно леса, небольшие прогалины голых полей, белые полосы утреннего тумана, висящего над болотами и лощинами. А там дальше, голубоватые дали, уходящие из под наших ног. Впереди у подножья высоты видны крыши деревенских изб. Несколько жилых домов и два, три сарая. Справа и слева склоны высоты поросли кустарником. Мы стоим на вершине во весь рост, лицо обдувает свежий прохладный ветер. Нас со всех сторон отлично видно. Я схожу с дороги и поднимаюсь на бугор, на самую вершину, вскидываю бинокль и смотрю на впереди лежащую местность.