Ванька-ротный
Шрифт:
За этими братьями славянами только смотри! Тут немцы где-то совсем рядом, а им поиграть охота, покрутить, чтобы завизжало приводное колесо. Взрослые люди, а ведут себя как дети! Посылаю Рязанцева согнать их с тендера на полотно.
Тендер с крюком немцы цепляли за паровоз. Во время движения по рельсам крюк поднимает в воздух шпалы, изгибает рельсы и рвет шпалы пополам. Видно что-то случилось у немцев. Паровоз отцепили, и он укатил по рельсам вперед. А тендер набитый песком и камнями остался стоять на путях.
— Видно застряла адская машина!
— Да! Дела у немцев идут совсем не плохо!
— Драпают с применением адских машин! — замечает другой.
— А тоже листовки бросают! Пока не поздно сдавайтесь!
— При помощи этих машин они ставят противотанковые заграждения! Танки по полотну не могут пройти! — замечаю я вслух.
Мы трогаемся с места и топаем дальше. А там сзади опять двое солдат залезают на тендер и начинают крутить винтовой механизм.
— Кончай! Слазь быстро назад! — слышу я приглушенный голос командира роты.
— Надо попробовать! Товарищ гвардии лейтенант!
— Слазь, говорят! К немцам подойдем поближе, там и попробуешь!
Кругом темнота. Что справа, что слева — ничего не видно. Через некоторое время полотно железной дороги сворачивает влево. Мы спускаемся с него, подходим к оврагу и с километр двигаемся молча. Здесь, впереди, должна проходить немецкая линия обороны. Рота остается в овраге, а мы уходим вперед.
Вот и первая ласточка. Осветительная ракета. Она медленно поднимается на фоне темного неба, зависает на миг и стремительно несется к земле. Через некоторое время мы вышли на рубеж.
Поисковая группа вышла вперед. Она должна уточнить переднюю линию обороны немцев. По направлению, куда они ушли, из темноты летят трассирующие пули. Пули идут над землей. Поисковая группа немцами не обнаружена. Но немцы слышат и чувствуют нас.
Через некоторое время поисковая группа возвращается. Я велю Рязанцеву послать двух солдат, пусть приведут первый взвод, чтобы он начал здесь окапываться.
Две группы разведчиков уходят в темноту. Они должны уточнить положение немцев на правом фланге роты. После чего туда выведем другой взвод стрелков.
Я велю Рязанцеву выставить часового и остаток ночи использовать на отдых. К утру он и трое разведчиков должны отдохнуть. Всякое может случиться. Нельзя людей заставлять таскаться на ногах без отдыха по несколько суток. У них пропадает желание, появляется апатия и на всё окружающее им становиться наплевать.
Пехоте, что? Солдат зароется в землю и на боковую. Ему тут, хоть стреляй, хоть не стреляй. Он свое возьмет. Торчать над окопом, как дурак, не будет. Если солдату хочется спать, он готов упасть в любую придорожную канаву. Пусть думают, что он убит. Валяйся сколько хошь! К нему никто не подойдет. Убит и убит! Проснется солдат, явится через сутки, а на него уже похоронную писаря настрочили.
У разведчиков тоже бывают такие случаи. Возвращается человек с задания. Сошел с дороги, присел на бугорок, портянку перемотать. Зевнул рада два, закрыл глаза на миг, привалился чуть на бок и заснул, как мертвый. Потом Рязанцев скажет:
— Ты целые сутки проспал!
— Какие, там сутки! Я всего на часок прилег!
Часа через два обе поисковые группы возвращаются. Меня накрывают с головой плащ-палаткой, и я при зажженном фонарике наношу на карту участок обороны немцев, который расположен правее железной дороги.
К рассвету мы снимемся и уйдем отсюда, а солдаты стрелковой роты зароются в землю по пояс. Всё это кажется просто, когда к этому приучен.
Солдат разведчиков, которые лежат впереди в охранении, не надо учить. Они знают всё наперед. Где лечь, когда встать, когда на рассвете подняться и уйти, оставив пехоту в окопах. Они только предупредят стрелков о своем уходе.
Темная непроглядная ночь нависла над нами. Молодому солдату охота покурить. До немцев рукой подать. А ему что? Ему и перед смертью надыть затянуться махрятиной. Чиркнул спичкой и притулился к земле.
И вот она первая весточка. Впереди на ровном поле с треском разрывается первая мина. За ней летит вторая и третья. Где-то там дальше, в темном пространстве, видны всполохи выстрелов из миномета, размытые в ночном тумане.
Бывают моменты, когда ни местности и ничего вокруг себя не замечаешь, когда твои мысли, как сейчас, заняты минометными разрывами. Спроси в этот момент любого солдата стрелка, где он сейчас находиться?
— А где? Нябось на передовой! Нас вывели, положили, приказали окопу рыть! Вот мы и рыли! Ротный знает, с какого края у нас оборона легла! Пойди да спроси!
А если учесть, что перед выходом на рубеж солдаты и офицеры рот несколько суток не спали, то окружающая их местность пропадает в памяти и в глазах. Все рубежи кажутся одинаковыми. После бессонницы приходит апатия и к немцам и к своим. Где шли? Куда ночью вышли? Где рыли окопы? Жизнь солдатская на три дня!
Просто хочется спать и на все наплевать. Упасть куда-нибудь в канаву, в грязь покален. Пусть думают, что ты убит. Ведь никто из своих и чужих не подойдет и не будет нюхать, пустил ты хлебный дух или трупный запах. Может, кто и взглянет на тебя, проходя мимо. Но ни один не подойдет и тормошить тебя не будет. Валяйся в канаве сколько себе хочешь. Если только ротный станет тебя искать и заденет сапогом под зад или промеж лопаток. Таков закон войны! Ничего не сделаешь!
Между прочим, это один из способов вдоволь выспаться. Проснешься через сутки, явишься к ротному, а он тебя матом обложит. А, что он может? Не может даже, как с плохого козла, клок шерсти содрать! На войне и не такое бывает.
Идет солдат с задания, сошел с дороги портянку перемотать, присел, пригнулся к земле, закрыл глаза на секунду и заснул. Считай, что тебя видели, как ты мертвым в придорожной канаве валяешься. Ты спишь себе в удовольствие, видишь ангельские сны, а тебя старшина в списках крестиком, как убитого отметил. Потом спрашивает: