Ваня
Шрифт:
– Танки никому ещё не мешали. А пробиваться будем пехотой.
– Смеёшься? Немцы каждый метр перекрёстно простреливают. У них доты, дзоты, противопехотные мины через шаг. Хочешь ещё один полк здесь положить?
Командующий фронтом брезгливо морщится:
– На этот счёт есть решение.
– Чьё?
– Моё. Сюда доставлены три роты ополченцев: необученный молодняк, ружей не держали.
– Этого ещё не хватало: зачем?
– Используем их для разминирования коридора наступления. Следом пустим кадровые части, плюс мощная артподготовка - должны прорваться.
Генералы
– Другого пути нет. Слово даю: за всё отвечу я один, за собой никого не потяну. Веришь?- спросил командующий фронтом
– Верю, - ответил генерал армии Ерёменко.
– Но и ты, Андрей Иванович, меня не подведи. Как друга прошу.
– Сделаю, Иван Степанович, всё, что в моих силах, - тихо отвечает Ерёменко.
Обсудив детали будущей наступательной операции, командующий фронтом откланялся, отказавшись даже от чарки холодной водки и кислой капусты в качестве закуски, поданными сержантом Трушкиным на красивом подносе.
0x01 graphic
В сопровождении четырёх офицеров охраны (двое спереди, двое сзади) командующий Калининским фронтом генерал Конев, слегка пригнув голову, движется по окопу, вырытому в полный рост. Он торопится к березовой роще, где его дожидается полурота охраны и транспорт. Через каждые пятьдесят шагов в сторону переднего края, ведут ходы. В одном из проходов командующий замечает солдата, как ему показалось, пытавшегося от него спрятаться. Командующий останавливается и пальцем подзывает солдата к себе:
– Иди-ка сюда.
Солдат стоит на месте, опустив голову.
– Приведите его, - командует он.
Два офицера охраны подбегают к солдату, берут с двух сторон и волокут к начальнику.
– Из какой части?
– строго спрашивает генерал Конев.
Солдат, как в рот воды набрал. Лицо командующего начинает дёргаться:
– Почему один? В прифронтовой полосе запрещены одиночные передвижения. Ты, вообще, кто? Дезертир? С переднего края бежишь? Расстрелять!
– бросает командующий и идёт дальше. Он очень торопится. До темноты нужно успеть встретиться с командиром 35-ой танковой бригады, от которого зависит завершающая часть операции по взятию города Ржева.
Капитан охраны кричит вслед удаляющемуся командующему:
– Есть расстрелять, - и обращается к солдату.
– Ну, брат, влип ты по самое не балуй. Как тебе лучше - здесь кончить или отвести куда подальше?
– Может, его на передок выставить? Пусть фрицы на него патроны тратят, - предлагает второй охранник в звании лейтенанта.
– Не, это не годится. Иди, солдат, вперёд, найдём мы тебе спокойное место, - говорит офицер.
Они проходят весь окоп.
– Давай уже кончать, а то ведь так и без ужина рискуем остаться, - волнуется лейтенант.
– И то правда, - соглашается капитан.- Тебя хоть как звать, солдатик?
Арестованный продолжает молчать.
– Какая разница, как его зовут!
– сердится лейтенант.
– Пусть лезет на бруствер.
Капитан качает головой.
– Нет, так не годится. Ведь мальчишка совсем. Он просто испугался. Обыщи-ка его.
– Сам обыскивай, не было
Капитан лезет в карман солдата и достаёт вчетверо сложенный лист серой бумаги.
– Так я и знал!
– радостно восклицает он.
– Это же заявка на постановку на довольствие! Ты из вновь прибывших? Тебя послали встать на учёт?
Солдат кивает головой
– Чего же ты сразу не сказал! Вот, балда! Мы взаправду могли тебя порешить! Ну, хорошо, что хорошо кончается. Знаешь куда идти?
– Нет.
– Значит так, идёшь до того места, где мы тебя взяли, там налево и дуешь до самого конца. Увидишь блиндаж, смело заходи. Там тебе объяснят, что делать.
– Капитан, ты отпускаешь его?
– испуганно удивляется лейтенант.- За неисполнения приказа знаешь, что с нами будет - трибунал.
Не обращая внимания на лейтенанта, капитан обращается к солдату:
– Всё ж-таки, тебя как звать-то?
– Ваня, - тихо выдавливает из себя солдат.
– Иди, Ваня, иди. Будь здоров и не кашляй.
Когда солдат скрывается за поворотом, капитан резко оборачивается к лейтенанту, берёт его за грудки и начинает его трясти:
– Тебе что, сволочь, крови мало?
– Ведь, приказ!
– Приказы тоже разные бывают. Этому парню жить осталось сутки, так пусть хоть немного по земле походит.
– А вдруг генерал узнает?
– Не узнает. Он уж забыл об этом. А ежели чего, скажем - расстреляли, - говорит капитан и выпускает из автомата очередь в воздух.
Эхом ему отвечает немецкий пулемёт.
* * *
Едва командующий фронтом покинул землянку, медсестра Нина вышла из укрытия. Она решительно подходит к столу, за которым, зажав руками голову, сидит генерал армии Ерёменко, и смотрит на его затылок. Генерал поднимает глаза и вздыхает:
– Война, ничего не поделаешь.
– Как хочешь, - поджав губы, говорит девушка, - а я пойду собирать раненных.
Генерал вскакивает:
– Дура!
– с озлоблением выкрикивает он.
– Долго ты будешь меня мучить?
Девушка делает шаг назад. Генерал протягивает в её сторону руку:
– Погоди, Нина. Пойми, я люблю тебя. Мне без тебя не жить.
– Чего ты боишься?
– Тебя убьют.
– Ну и пускай, но хоть одну жизнь, да спасу, - сердится девушка.
– Ты и вправду - дура! Хочешь умереть - иди.
Нина топает ногой и убегает.
0x01 graphic
Личному составу ополченцев, которым предстояло своими телами разминировать полукилометровый коридор для наступления основных сил армии, генерал Ерёменко приказал устроить помывку. Хозяйственники уже отложили для них новое нательное бельё, но примчался сержант Трушкин и всё переиначил. Новое бельё генеральский служка распорядился поменять на чистое, но стиранное и штопанное. Особо свежие шинельки солдат сдали на склад, а вместо них выдали "церковные" - то есть снятые с убитых, выстиранные и залатанные в стенах церкви деревни Поливаново. С обувью - та же история - хорошую "заначили до лучших времён", а вместо неё ополченцам выдали старенькие валенки на том основании, что в них легче перемещаться "по пересечённой местности".