Варавва
Шрифт:
— Я дарю тебе жизнь! — сказала она с царской снисходительностью. — Для торжества смерти сегодня достаточно лукавого Назарянина и двух подлых разбойников. Но пусти же мою руку — мне больно!
Тонкие брови красавицы сдвинулись. Варавва смущенно смотрел на красные пятна, оставленные его пальцами на белой руке Юдифи.
— Габриас поцеловал бы эту ручку, — сказала она улыбаясь.
Лучше бы земля разверзлась под ногами или молния поразила Варавву! Габриас, этот гадкий, лживый фарисей, которого он убил и за это долго страдал в темнице, опять стоит между ним и любимой! Варавву охватило такое бешенство, что
Но тут толпа снова зашевелилась, стремясь поближе протиснуться к тому месту, где шли приготовления к казни Назорея; и пока охрана наводила порядок, несколько богато одетых людей подошли к Юдифи. Среди них был и Каиафа. Его длинное лицо еще больше вытянулось, когда он увидел Варавву.
— Что ты тут делаешь, убийца? — прошипел он яростно. — Разве я не предупреждал тебя?! Пошел прочь! Дарованная тебе свобода не очистила тебя от преступления, ты не смеешь подходить к людям именитым и праведным! Убирайся, не то я прокляну тебя, как прокаженного!
Варавва встретил угрозы спокойно.
— Почему только лицемерам дано блаженствовать в обществе Юдифи Искариот? Кажется, я начинаю понимать, кем я обманут! Я читаю твои мысли, кровожадный Каиафа! Ты, а не Иуда — виновник казни Назарянина. А значит, месть ждет тебя…
Он говорил, весь дрожа, почти не сознавая смысла сказанного.
— Он тоже сделался пророком! — насмешливо сказала Юдифь. — Распни и его.
Толпа опять рванулась, чтобы продвинуться вперед хотя бы на шаг, и снова была остановлена солдатами. Варавве пришлось отстаивать свое право на место, которое он занимал на земле в этот момент. Неожиданно пред ним предстал Мельхиор.
— Бедный, безрассудный грешник! — сказал он ласково. — Вот первый удар твоему доверчивому сердцу! Первое разочарование! Но забудь про свою боль. Пусть мир и его пути не тревожат тебя. Если твоя душа жаждет любви, пойдем — ты увидишь ее распятой со всей своей славой, чтобы удовлетворить ненависть, пожирающую человечество!
Голос Мельхиора задрожал. Варавва, потрясенный своими личными обидами, покорился. Он только поднял на своего друга глаза, полные тоски.
— Скажи, если знаешь, — сказал он хрипло, — она мне изменила? Нет! Лучше молчи. Я хочу умереть, не потеряв веру в нее.
Но Мельхиор не отвечал, он был занят тем, что тащил Варавву сквозь толпу как раз к тому месту, где уже хрипели распятые на своих крестах оба разбойника, а солдаты, окружив высокую фигуру На зоре я, срывали с Него одежды.
— Пилат сошел с ума, — сказал один из воинов другому, раскручивая пергаментный свиток. — Смотри, какую он сделал надпись для креста Галилейского Пророка.
И, развернув пергамент, он стал читать слова, написанные на латыни, на греческом и на арамейском: «Иисус Назорей — Царь Иудейский».
— Надпись как надпись, — равнодушно ответил солдат.
— Да нет же, говорю тебе! — настаивал другой. — Каиафа сказал Пилату: "Не пиши: «Царь Иудейский», но пиши: «Он говорил: Я — Царь Иудейский». Но Пилат, верно не оправившийся от внезапного утреннего недуга, резко ответил первосвященнику: «Что я написал, то написал!»
— Это не наше дело! — сказал ничего не понявший в этих тонкостях солдат и, взяв лист, стал приколачивать его к изголовью креста.
Сделав несколько ловких ударов, он, любуясь своей работой, отошел на несколько шагов.
— Надпись как надпись, — повторил он и снова прочел таинственные слова, которые станут известны всему миру:
— "Иисус Назорей — Царь Иудейский"…
Глава XIII
Безуспешные попытки прорвать линию римской охраны сделали толпу еще сплоченнее и монолитнее; стоя плечом к плечу, люди издали напряженно следили за последними приготовлениями к казни Назорея.
Но для некоторых были сделаны исключения — им разрешили подойти ближе остальных к месту казни. В их числе Варавва видел несколько бедно одетых женщин, встреченных им на склоне, среди которых выделялась своей красотой Магдалина. Чуть в стороне стояла другая группа, украшением которой был большой маковый цветок — Юдифь Искариот, вокруг которой вились сановитые шмели Иерусалима во главе с Каиафой. Сердце Вараввы сжалось. Разочарование и ревность угнетали его.
Вдруг земля колыхнулась, как морская волна. Варавва пошатнулся и упал бы, не поддержи его Мельхиор.
— Что это? — как всегда, Варавва за разъяснениями обратился к своему спутнику.
Тот смотрел на воинов, которые тоже почувствовали колебания почвы, но, приученные к дисциплине, только вопросительно переглянулись и сохраняли невозмутимый вид. Землетрясение больше не повторялось, а народ ничего на заметил, захваченный предстоящим зрелищем.
Палачи уже сняли с Осужденного Его ризы и, прельстившись, стали бросать жребий, кому они достанутся.
Пока солдаты спорили и кричали, Назарянин стоял почти обнаженный. Тело Его в лучах солнца белело мрамором, голубые жилы просвечивали сквозь кожу.
Развязка приближалась. Воины уже поделили одежды, и главный палач подошел к Назорею. Смиренно опустился Властитель вселенной к орудию пытки. С величественной готовностью и непобедимым терпением Творец веков лег на деревянные бревна. Он мог бы сказать в эту минуту: «Дети Моего Отца, принимайте, как Я, мирскую пытку. Если вы хотите обладать Божественной силой, то ложитесь на крест, чтобы и враги, и друзья могли бы вонзить в ваше тело острые гвозди. Носите терновый венец, пока ваше лицо не будет обагрено кровью. Сбросьте одежды свои под насмешливым взором чувственности и греха. Пусть враги думают, что они вас измучили, убили и похоронили, стерев с лица земли. Тогда воскресайте, дети Моего Отца, воскресайте, исполненные силой — живой, вечной, непобедимой! Весь мир будет у ваших ног, и отверзнутся небеса. Вся вселенная будет повторять ваши имена и историю вашей верности. Сонмы ангелов возрадуются вашей славе. Ибо с этого дня на веки вечные Я и те, которых Я называю Моими, превратят земную смерть в жизнь вечную!»
Но эти слова не были произнесены. Божественные уста молчали. По толпе пронесся невольный шепот удивления и восхищения спокойным мужеством, с которым молодой Пророк покорялся судьбе.
Воины с молотками подошли к Нему боязливо и нерешительно.
— Он словно сотворен из мрамора, — заметил один.
— Из мрамора кровь не течет, — сказал его напарник грубо.
Остальные молчали.
Избранное общество пребывало в нетерпении. Юдифь Искариот, блистательная, как всегда, ждала казни с выражением лица довольного ребенка, которому обещано веселое зрелище.