Вариор 2. Стать счастливой
Шрифт:
Я наблюдала за Шамси и Велирией. Брат, наклонившись к девушке, что-то или говорил, или спрашивал, было не слышно из-за гула в столовой. Соседка стеснялась, краснея и зажимаясь все сильнее.
Откуда-то всплыли давно забытые слова и не выдержав, тихо пропела:
Ей проще не сказать, ей проще быть немой
Когда она придёт, а девушка созрела
А девушка созрела, а девушка созрела… 1
– Что ты сказала? Тут же среагировали на песню близнецы, с неподдельным любопытством уставившись на меня.
1
Земфира – “Созрела”
–
Кажется братья мне не поверили, но с вопросами отстали, бросая озадаченные взгляды в мою сторону. А меня вновь несло по волнам моей памяти 2 . Я вспоминала себя такой же первокурсницей, только поступившей в институт и встретившей в коридоре старшекурсника. Красивый парень, мечта всех девчонок, высокий, статный, спортивный.
2
«По волне моей памяти» – песня Давида Тухманова на стихи Николаса Гильена в переводе Инны Тыняновой
У меня не было шансов, я влюбилась в него с первого взгляда, а он прошел мимо, мазнув по мне взглядом как по стоящей рядом мебели. Как же я хотела тогда с ним познакомиться, стараясь попадаться ему везде на пути, даже специально узнала расписание и поджидала его в коридоре.
Но однажды он с друзьями присел за мой столик, потому что все остальные оказались заняты. Я помню как билось моё сердечко испуганной птицей, как сладко ныло в груди и как стыдно было, казалось весь мир видит, что я влюблена в него. Это было словно полет: ужас и восторг; страх и наслаждение. Все это сейчас я наблюдала в Вель, мне стало ужасно жалко девчонку, я не хотела бы, чтобы она испытала ту же боль, что и я.
Память не сохранила тот разговор, уж очень давно это было. Он задал вопрос, я промолчала, судорожно теребя салфетку, потом ещё один и еще, я что-то ляпнула невпопад. Парни смеялись надо мной, высмеивая все: одежду, неумение накладывать макияж, прическу, манеру говорить. Зло, язвительно, издевательски, я выбежала тогда вся в слезах и месяц не ходила в столовую. Как я тогда не протянула ноги, не знаю. А потом избегала его еще два курса, пока он с товарищами не окончил институт.
Да, первая любовь бывает жестокой. Возможно та боль так и живет до сих пор во мне. Может мне было нужно увидеть себя ту, молодую, наивную, со стороны, чтобы понять и отпустить ту ситуацию и жить, и радоваться жизни дальше, любить и быть любимой.
А ведь я в этом мире, действительно, видела вокруг себя столько красивых мужчин, смотрела на них как на произведение гениальных творцов и… ничего. Да, я попала в тело ребенка и оно диктовало свои цензы, я еще помню как самозабвенно играла в игрушки, классики и качалась на качелях. Потом, чуть подросла и бегала с парнями наравне, ловила криушей, забиралась на деревья и объедала зеленуху. Помню как меня колбасило в пубертате, когда из отличного настроения кидает в похоронное и обратно.
Кажется, пришел новый этап взросления в этом мире: я хотела любить. Вот только… даже себе… потихоньку… я не готова даже думать о… О ком? Злость полыхнула во мне огнем. О чем это я? Я же для всех ребенок! Ребенок! А не девушка, взрослая и уверенная в себе. А так хочется, чтобы он увидел… полюбил… Я тряхнула головой, выгоняя из головы странные мысли и не понимая, о ком это я думаю.
Взглянула на братьев: Шамси все так
– Ну все, мальчики, повеселились и хватит, а нам пора, а то мы опоздаем на первое занятие, – и потянула безвольную руку девушки за собой.
Уже идя по переходам соседка судорожно вздохнув, высказалась.
– Знаешь, он как появился, я даже не знала куда деваться и что говорить. Мне казалось у меня на лице написано большими буквами: “Влюблена!” – и все видят и смеются, и мне так стыдно… – еще один судорожный вздох. – Знаешь, мне еще никто так не нравился, как Шамси.
Я вздохнула, мне её было жалко, зная как относятся братья к легким интрижкам… не хотела бы для неё такого опыта в жизни.
– Глупости говоришь, – ободряюще улыбнулась. – Ты, главное, не теряйся и не бойся, а с лицом у тебя все прекрасно, – девушка с благодарной улыбкой кивнула и убежала в сторону лекарского корпуса.
А у меня сегодня первым было профильное занятие по артефакторике. Я с предвкушением ожидающего меня чуда, шагнула в аудиторию. Мест было еще много, немного подумав, решила сесть ближе к кафедре. Здесь меня точно никто не будет отвлекать всякой ерундой. Выбрав удобное место у окна, разложила тетради и ручки, готовясь записывать все, что будут рассказывать. Пока заполнялась аудитория, я уплыла в воспоминания.
Карта, увиденная мной в подземельях Гряды Ярости просто покорила меня. Я никак не могла забыть её, вспоминая её возможности и все дифирамбы, которые ей пел наш куратор. Кто бы мог подумать, что такая мелочь станет отправной точкой для моего места в этом мире. Уже когда мы вернулись домой, я выспрашивала наших учителей об артефакторике. Мне было любопытно все, ведь такого предмета не было на Земле, зато была техника и электроника.
Казалось бы, мне дарили перстни, кольца, подвески, музыкальную шкатулку, все эти предметы были артефактами. Но они не вызывали у меня удивления, оставаясь обыденными, а карта перевернула что-то в моей душе, давая полет фантазии, подогревая моё желание творить, причём не вышивку, вязание или рисование, а серьёзные вещи.
Почему-то мне представились сразу телефоны и фотоаппарат. Не знаю нужен ли он в этом мире, но мне очень часто хотелось запечатлеть братьев, а возможности не было. А так было бы здорово потом смотреть старые фото и вспоминать наше беззаботное детство. Зато телефон здесь прижился бы идеально. Всегда можно было бы поговорить со всеми, не дожидаясь вечера, когда вся семья соберётся за столом. Я даже представляла как это происходит. Когда же встал вопрос на какой факультет мне поступать, я не думала ни одной минуты.
Глава 4
Аудитория заполнилась студентами, выплыв из воспоминаний другой жизни, огляделась, чтобы знать с кем мне предстоит учиться. Кроме меня девушек больше не было, а парни поглядывали на меня кто с недоумением, кто пренебрежительно, а кто и с любопытством.
В аудиторию, чуть прихрамывая, вошёл пожилой мужчина и я поторопилась повернуться к нему. Преподаватель, а это скорее всего был он, неторопливо подошёл к кафедре и опершись о неё, окинул нас нечитаемым взглядом. Вид у него был чрезвычайно колоритный. Растрёпанные волосы, словно он постоянно ерошил их пятерней, монокль, да не простой, а явно артефакт, сюртук с кучей карманов и карманчиков, некоторые топорщились от содержимого. Я привыкла к тому, что все магистры носили мантии, а тут… такой живописный стимпанковский препод. Внимательно оглядев нас, тихим голос начал говорить, и разговоры моментально смолкли, слушая его.