Варшавские тайны
Шрифт:
— Какую записку?
— Я вам не рассказывал. После того случая на Симеоновском мосту я послал Римеру предупреждение: в случае рецидивы убью.
— Ты что, совсем сдурел?! Он наверняка показал твою угро зу кому следует!
— Кому, интересно?
— Я их департамента не знаю. Но лавочка международная и влиятельная. Эх, что ты наделал! И со мною не посоветовался… Теперь Лыков для них подозреваемый номер один.
— А и черт с той лавочкой, — спокойно ответил Алексей. — Я за вас любому башку свинчу.
Он говорил без рисовки, не бравируя, и Благово сразу успокоился. За себя: от его ученика исходила какая-то архинадежная, непробиваемая уверенность. Вице-директор словно укрылся за каменной стеной. И за Лыкова. Понятно, что можно подкараулить и убить любого человека, даже Алексея. Но Ример мертв. Есть ли у него в России такие отчаянные подручные, чтобы сразиться с Лыковым? А из-за границы истребительный отряд не пошлешь. Видимо, покушение было личной местью тайного советника. В особые секреты вице-директор не посвящен. Скорее всего, со смертью Римера до него никому не будет дела…
— Ну, попробуем жить спокойно. Если получится. А что наше сыскное? Виноградовские люди, поди, ночей не спят. Пришибли особу третьего класса! Прислуга ведь дала твои приметы. Ты подготовился?
— Еще бы! Такую бородавку присобачил! Пусть ищут до второго пришествия… Но на всякий случай я взял командировку в Варшаву на полгода. Только что оттуда приехал.
— Это хороший ход, — одобрил Благово. — То-то ты на чай налег, я и не понял сперва. Ну, и во что ты вляпался в этой Варшаве? Я же вижу, что вляпался.
— Позже расскажу. Сейчас надо вещи собрать, билеты купить — а у нас две пересадки. Потом известить Департамент. Я сойду в Варшаве, и кто-то из наших должен сменить меня подле вас. Вы, Павел Афанасьич, тоже времени не теряйте. Возьмите удокторишек последние рекомендации. Пусть и лекарства какие выпишут. Дилижанс до Касселя в час пополуночи. Ехать сорок пять верст. Сдюжите?
— Конечно. Надоело мне здесь, домой хочу. Подай-ка костыли.
И они расстались, занявшись каждый своей частью сборов.
В дилижансе поговорить не удалось. Лыков выкупил четыре места, чтобы раненый мог лежать. Но соседи тем не менее сидели поблизости, и он не решился рассказывать о своих делах. Вдруг кто-то знает русский? Когда же в четыре часа утра они сели в поезд, сил на разговоры у Благово уже не было. Лишь днем, на берлинском вокзале, Алексей изложил Павлу Афанасьевичу ход розыска. Тот слушал, задавал уточняющие вопросы и все больше мрачнел. Коллежский асессор завершил свой рассказ и спросил требовательно:
— Ну?
— Не запряг, — вяло отмахнулся Благово.
— Так кто убийца-то?
— Перестань паясничать. Я не Господь Бог и даже не Путилин. В этой истории тебе придется разбираться самому.
— Это отчего же?
— Привыкай. Меня скоро не будет. Ты должен теперь полагаться только на
Алексей молча смотрел на учителя, не решаясь спросить. Тот заговорил сам:
— Я скажу один раз, и больше к этому возвращаться не будем. Но скажу честно.
— Хорошо, — ответил Лыков, и у него заломило в затылке.
— Мой век, Алексей, кончается. Сил мало. Почти уже не осталось… Я ухожу. Вы с Варенькой — мои дети и, как дети, меня радуете. Держитесь друг за дружку, и все у вас будет в семье хорошо. А вот служба… Служба — другое дело, тут все может случиться. Ты закончил экстернат и не имеешь теперь препятствий в чинопроизводстве. Препятствия есть в твоем характере. Ты независимый человек, на Руси таких не любят. Тут уже ничего не поделаешь, себя не изменишь, да и не дай бог тебе себя менять. Цельный, честный, решительный человек. Таким и оставайся.
Пока что в Департаменте у тебя положение крепкое. Цур-Гозен — славный немец, не двуличный. Дурново — умница, ты ему нужен. Плеве тоже тебя помнит. С нашего ведомства больше спрашивают политику, уголовный сыск всегда будет на задах. Вот и хорошо. Тут тебе замены нет. Со временем ты должен занять мое место — стать вице-директором по криминальным делам. В политику не суйся!
Алексей слушал, а голова болела все сильнее.
— Еще запомни такую вещь. В Департаменте надо создать новое делопроизводство, ответственное за уголовный сыск во всей России. С подчинением ему отделений на местах.
— Их же раз-два и обчелся!
— Это сейчас. Наша власть близорука, увы. Деревня трещит по швам. Худшие элементы из крестьянства хлынули в город. Последствия ты знаешь: за двадцать лет количество умышленных убийств удвоилось. А скоро удесятерится! Вот тогда мои предложения окажутся к месту. Поручаю их тебе. Сам не успею. В домашнем кабинете, в левой тумбе стола лежит папка из синего сафьяна. Там все: записка, обоснование, денежные расчеты, примерные штаты по разрядам городов, проект инструкции… Читай, думай, правь, если я где ошибся. Ты уже опытный человек, сыскную службу изучил. Лет через десять начинай двигать мой проект. Наш проект. Лыков только вздохнул.
— Заканчивай скорее свои варшавские дела и возвращайся в Петербург. Я проведу тебя, пока ноги ходят, по некоторым своим знакомым. Черевин, Победоносцев, Ламздорф, Абаза, еще кое-кто. Надо, чтобы они тебя запомнили. Отдельный разговор — Плеве. Вячеслав Константинович — будущий министр внутренних дел. Сильный будет министр! Не теряйся с его горизонта.
Теперь о Римере. Теоретически его зарубежные друзья могут быть опасны. Пока тебя выручает маленький чин. Ты не сановник, не вхож к государю — и хорошо. К тому времени, когда выслужишь белые штаны, они о тебе забудут. И вообще, не рвись на высокие должности. Там одни интриги, а ты к ним не приучен.