Варвара не-краса без длинной косы
Шрифт:
И с лёгким сердцем в кольцо древесное она и скользнула. Чуть-чуть только бока себе поободрав.
***
Хмурится Анисья над крынкой. Вся вода мутная — что тина болотная. Не даёт ничего рассмотреть на дне. Волнуется да брызгается.
Только Анисья не из волнительных. Плюнула на всякий случай через плечо левое да дальше лучины жечь продолжила. Подожжет, подождёт, покуда до середины прогорит, и в крынку кидает. Где и булькает лучина в мути.
Приглядывается Анисья. Двумя руками за бока крыночные берётся да крутит.
Как не треснула крынка — одной Анисье известно. Только муть на воде поуменьшилась. Растворилась али на дне осела. И на поверхности водной ток лучинки пожжённые и остались — столько ровно, сколько Анисья бросала. Ни одна не потонула.
Отпустило маленько старую. Сердце поспокойнее биться стало. Не даёт Велес ворожащим знаков неверственных.
***
Давно зари такой Годана не припомнит. Чтоб прям чистотою природу омывала. Воздухом алым от несчастий кутала. Птиц певучих свежестью поила. Будто Зоряница руками своими ночь по сторонам раздвигает.
Тишина звенящая ручейками вокруг разливается. Да небо чистое такое, прозрачное.
Светлый день сегодня будет. Солнечный.
Вышла Годана за порог. Сама в утро такое будто легче стала. Лебёдкой словно оборотилась. Под ногами только мешается чего-то. Меховое.
Глядь — а на дороге пред ней шкура валяется. Густая. Волчья. Только с отливом лисьим. А вокруг неё клубок катается.
Знает его Годана.
— Ух, ве-едьма, — не без уважения проговорила. Да наклонилась невзначай.
Клубок будто и ждал этого: прыг, да на руках у Годаны оказался. Затих. А Годана его накрыла ладонями да снова голову к небу подняла.
Никогда такого рассвета ей не виделось.
***
Чует Варвара — будто вся отбитая. На земле лежит. Зябнет. Подниматься надобно. Не даёт отбитость оснований валяться просто так.
Открыла глаза — утро вроде бы. Только чего она на улице-то лежит? До дому что ль дойти не успела? Чудно...
А потом глазами моргнула, да как вспомнила!
Разом подскочила, по сторонам головою вертя. Глазами всё, чего делается, выцепляя.
А ничего и не делается. Поле вокруг чистое. Местами только помятое. Над которым утро занимается. А вот если на ноги полностью подняться — то и Тихона видать. На спине лежит с глазами закрытыми.
Видно натренировалось уж у Вари сердце — не выпрыгивает да не суетится. Только тело в всё движение пришло и рысью к Тихону кинулось.
Ежели опять помёр, то не знает Варвара, что и делать.
Нет, дышит вроде. И лицо морщит, ежели по щекам его побить.
Живой.
— Да не сплю я, не сплю! — говорить даже не разучился.
Можно, наверное, и не лупить больше. Так что с удовлетворительным чувством Варвара на межу села. Ненадолго, правда — как раз сума её под гузно попалась. А там светец. Острый. Пришлось
Поднялся и Тихон. Руки в стороны развёл — потягиваясь. Шею сзади размял. Выспался, видать. Хотела уж Варвара спросить, чего снилось, как на полуслове поперхнулась. Рану на Тихоновом колене приметила.
Через штаны красная полоса идёт. Поморщилась Варвара, будто у ней рана эта, а не у Тихона. Да скорее дёрнулась к ней — кровь унимать.
Горячая рана, алым так и мажет.
— Ты чего! — взвился Тихон, ладонь её перехватывая. — Хочешь, чтоб шкура с тебя живьём посходила?!
Да дёрнул вверх, от крови своей подальше. Только красное всё равно на пальцах да на запястье у Вари осталось.
Смотрит Тихон на руку ей глазами страшными. Варя аж сама заволновалась. И тоже на пальцы измазанные смотреть начала. А с ними ничего и не делается.
Повертел Тихон ладонь ей со всех сторон. С напряжением на Варю глянул.
— А чего случиться-то должно? — не без робости Варя спросила, сама не зная чего ожидая.
— Да как же... — поскрёб Тихон затылок. — Ежели крови оборотнической коснуться, то обжечься должно!
А у Вари и не горит ничего. Не щиплет даже. Кровь как кровь.
Тут у Тихона лицо вытянулось.
— Варька... — выпустил он руку ей. И в оба плеча вцепился. В глаза заглянул — а у самого очи лучатся, будто подсвечивает их изнутри. — Варька... Это ж значит... Что не больше проклятия оборотнического!
Да рассмеялся вдруг так счастливо — никогда ещё Варвара такой радости не видала на Тихоне. Аж самой смеха сдержать не получилось. Да и на ногах устоять. Но это Тихон постарался — взял да подхватил Варвару на руки. Ещё и закружил, разбойник.
Глядит на него Варя и не узнаёт до конца. Будто плечи у Тихона расправились. Спина к небу стремится стала. Руки ещё крепче да сноровистее стали. А лицо...
Эх, нельзя его с таким лицом Галине с Умилой показывать — враз увести попытаются, треклятые.
Расправленное будто. Ровное да правильное. С очами глубокими да линиями чёткими. Всякой хмурости лишённое. Красивое. Счастливое.
От того и себя Варвара счастливой чувствует. И наземь спустить не просится. Только ближе к Тихону льнёт.
Совсем уж близко. Так, что носы почти соприкасаются. И видеть друг друга тяжко — всё перед очами расплывается. Замер на месте Тихон. Кружить перестал. А у Вари всё равно голова кружится. Опора какая-нибудь нужна — и не в счёт руки Тихоновы. Только и остаётся, что устами уста его нащупать. Да прижаться покрепче. Чтоб аж мурашки по телу побежать успели.
— Так чего, — отстранилась Варвара да скорее на ухо Тихону заворковала. — Это выходит теперь собаку заводить придётся?
Не сразу Тихон уразумел, при чём тут собаки какие-то. А как понял — рассмеялся. Да Варвару вверх подбросил — та аж пискнула. И сама засмеялась весело.