Варвары Крыма
Шрифт:
В кабине стало темнее. Ночь близко, пора возвращаться. Тот, кто сидит в кресле, нам с Авдеем не угрожает, но есть ли смысл идти дальше по расселине? Наверное, лучше забраться в этот грузовик и переночевать, а завтра утром решать, что к чему. И кочевники, и отряд Миры куда-то подевались, а ночью в этих местах наверняка опаснее, чем днем.
Пулемет оказался никуда не годным. Осторожно сняв шляпу с черепушки покойного, я подцепил стволом револьвера цепочку на его шее, поднял медальон. Обветшавшая ряса на груди сразу порвалась, обнажив реберные кости. Надевать железку я не стал, сунул в карман. В бардачке нашел большой сухарь, твердый, как железо, пустую
Пытаясь отгрызть кусок от сухаря, я шагнул к выходу из кабины, но заметил краем глаза, как что-то блеснуло на груди монаха. Вернулся, снова воспользовавшись револьвером, расширил дыру на рясе и открыл реберные кости. Посередине, где они сходились, лежала шайба из металла с тускло-зеленоватым отливом. На ней был рисунок, едва различимый барельеф – шестерня и внутри человек.
Двумя пальцами я осторожно взял кругляш, ощутив легкое сопротивление. Скелет в кресле шевельнулся, будто от этой штуки к нему тянулись невидимые нити. Череп провалился в рясу, она смялась, и над сиденьем поднялось облако пыли.
Чихнув, я выскочил из кабины и остановился перед зеркалом. Достал цепочку с медальоном, приложил к груди, наблюдая за своим отражением. Такие кресты носят монахи и жрецы Ордена Чистоты, охотники на мутантов и мутафагов. Тут все ясно, но вот что это за шайба? Что за необычный символ, шестерня с человеком внутри, и почему я ощутил сопротивление, когда взялся за нее?
Спрятав медальон в карман, я сильно сжал шайбу в кулаке – ничего. Поднес ее к груди, не спуская глаз с отражения. Приложил к коже, вдавил указательным пальцем. Нет, не могу вспомнить, что это за штука. Странная она какая-то. Медальон с цепочкой, ряса на скелете, шляпа, пулемет, мой револьвер и нож Авдея – это все понятные, знакомые вещи. А круглый предмет из тусклого зеленоватого металла будто в другом мире сделан. Или в другие времена…
Он шевельнулся. Я вздрогнул, разжав пальцы, и зачем-то схватился за револьвер. Кругляш так и висел на груди. Я наклонил голову, разглядывая его. Он сам собой вдавился в кожу, металл разгорелся светом, а на коже появилась круглая складка.
– Мутант тебя побери… – растерянно прошептал я.
Шайба нагрелась; ощутив жжение, я попытался снять ее с себя, но ничего не вышло. В груди кольнуло, когда я потянул сильнее, свет стал ярче.
Я приставил револьвер сбоку к кругляшу, чтобы выстрелом сбить с груди, но нажать на курок не успел. Из легких будто весь воздух высосали, я задохнулся, засипел, разинув рот, выпустил оружие и упал на колени.
Кругляш изменил цвет: побледнел, пожелтел… теперь он был почти неотличим от кожи вокруг – только приглядевшись, можно было понять, что на ней висит инородное тело. Жжение прошло, зеленое свечение стало ярче.
Свет заструился по коже извилистыми нитями, которые расходились ветвясь, соединяясь и распадаясь, образуя сетку. Она накрыла грудь, плечи, сбежала к поясу по животу и бокам. Отражение в зеркале замерцало бледно-зеленым, я застыл, все еще не в силах вдохнуть.
Запеленав тело от шеи до пояса, нити расплылись, слившись в сплошную сияющую поверхность, и погасли.
Боль исчезла. И кругляш тоже исчез – по крайней мере, для взгляда. Сердце бешено колотилось в груди. Дрожащей рукой подняв с пола револьвер, я выпрямился и осторожно коснулся стволом того места, где висела эта штука. Она все еще была там. Я рискнул ощупать ее пальцами – шайба вдавилась в кожу так, что почти не выпирала из груди.
Сунув револьвер в кобуру, я отошел от зеркала, глубоко дыша, чтоб успокоилось сердце. Что за напасть прицепилась ко мне? И чем это грозит? Прислушался к внутренним ощущениям – вроде все как обычно. Пожалуй, я чувствовал себя даже лучше, чем недавно, ссадины и синяки уже не так досаждали, хотя суставы рук по-прежнему ныли. Ну и что мне делать с кругляшом из непонятного металла и световым коконом, окутавшим мое тело, а после погасшим? Я провел ладонью по плечам и ребрам, снял с пояса рубаху, надел. Кожа на ощупь осталась прежней, чувствительность ее тоже не изменилась. Может, попробовать подцепить шайбу ножом?
Снаружи донесся приглушенный крик.
От места, где я оставил Авдея, к болотцу внизу тянулась полоса примятой травы. Подняв перед собой револьвер, я на корточках двинулся в ту сторону. Вскочил, услышав хруст и шелест. В густых сумерках, заполнивших нижнюю часть расселины, трудно было что-то разглядеть. Я побежал, ломая высокие кусты, зацепился за камень, едва не упал, пригнувшись, головой пробил заросли – и остановился на самом краю болотца.
Посреди него торчал затянутый мхом валун. К сидящему на вершине Авдею взбиралось существо, которое я сначала принял за большого тощего пса и лишь потом сообразил, что лапы его заканчиваются подвижными волосатыми пальцами. На длинной шее зверюги поблескивал ошейник с шипами.
Ловко цепляясь за неровности камня, тварь почти достигла вершины, когда я выстрелил ей в спину. Авдей, откинувшись назад, распрямил ноги и ударил ее каблуками в морду. С визгом зверюга свалилась в болотце. По затянутой ряской воде побежали бледно-зеленые волны, тварь фыркнула и встала на все четыре лапы. Темная кровь потекла с выступающего хребта с буграми позвонков. Я прицелился, чтобы добить ее, но тут зашелестели кусты, и на поле боя появилось новое действующее лицо.
– Катран! – завопил Авдей.
Лоснящееся, гладкое, будто вырезанное из черной резины тело рванулось через болотце. Ноги так и мелькали, короткий хвост с вертикальной лопастью баламутил ряску позади. Торчащие по бокам плавники напоминали лезвия секир, их темные кромки бесшумно резали воду.
Миг – и катран очутился возле зверюги. Еще миг – раскрылась и захлопнулась полная клыков пасть – и башка ее отлетела, вращаясь, как волчок, ввинтилась в воду, разбрасывая зеленые хлопья ряски.
Авдей вскрикнул, а мутафаг метнулся ко мне и мгновенно очутился рядом.
Я понял вдруг, что знаю, как расправляться с катранами. Этому меня тоже учили, но не тот человек, от которого я узнал слова вроде «термоплан», «автобус» или «пигмент», не старик с седыми волосами, кто-то другой. Мне много раз приходилось сталкиваться с катранами, опыта хватало – я упал на спину, согнув руку так, чтобы ствол револьвера сбоку ткнулся в черную башку, вонзил его в длинную жаберную щель. Их было по три с каждой стороны, узких складок, под которыми колыхалась мясистая розовая бахрома. Шкура у катранов твердая и скользкая, из плавников их делают лучшие на Крыме ножи; земноводные свирепы, беспощадны и способны победить в драке даже дикого пустынного ящера, но у них есть одно уязвимое место: жабры.