Варяго-Русский вопрос в историографии
Шрифт:
Как говорилось выше, А.Л. Шлецер в начале XIX в. видел на Руси всего лишь «горсть» норманнов. Той же самой мерой измерял их в 1851 г. и С.М. Соловьев. В 1877 г. датский славист В.Томсен, в действительности не находя ничего норманского в русских древностях, объяснял, стремясь, по примеру Шлецера, нейтрализовать этот «антинорманистский» факт, что число скандинавов среди восточных славян «было сравнительно так мало, что они едва ли могли оставить по себе сколько-нибудь заметные племенные следы». Но в 1908 г. А.А. Шахматов, как филолог мало задумываясь об исторической основе своих рассуждений, повел на Русь уже «полчища скандинавов». А в 1915— 1916 и 1919 гг., когда он некритично, ибо исторической критике его не учили, принял фантазии шведского археолога Т.Ю. Арне по поводу русской истории за саму русскую историю, «полчища скандинавов» в его трудах мгновенно превратились в «несметные полчища». И эти «несметные полчища скандинавов», шедшие на Русь, по словам знаменитого летописеведа, мнение которого было очень весомым в науке (а оно весомо и сейчас), колонизационными потоками, «начиная с первой половины IX столетия и до конца XI-го», завоевали восточнославянские земли, основали там «более или менее» обширные поселения и, наконец, создали «великую славянскую державу» (как отметил в 1930 г. известный историк и археолог Ю.В. Готье,
Предреволюционный «восторженный ультранорманизм» русского филолога Шахматова, порожденный шведским (шире - германским) национализмом археолога Арне 1914 г., годом начала Первой мировой войны, значительно охладил «советский антинорманизм», доведя число варягов-норманнов до меры, более или менее равной «горсти» Шлецера. Так, в 1945 г. Н.С.Державин свел их количество до «горсточки искателей приключений». По оценке А.Я.Гуревича, высказанной в 1966 г., скандинавы на Руси составляли «незначительную кучку». В 1970 г. В.Т.Пашуто выразил согласие с мнением польского историка Х.Ловмяньского, что норманны в Восточной Европе представляли собой «каплю в славянском море». А что из себя значили в числовом измерении все эти «горсточки», «кучки» и «капли», видно из расчетов «советского антинорманиста» Б.А.Рыбакова, в 1962 г. сказавшего, что, судя по археологическим данным, количество скандинавских воинов, постоянно живших в русских пределах, «было очень невелико и исчислялось десятками или сотнями»[12]. Клейну-археологу, которому, вероятно, раз и навсегда запали в душу слова шведа Арне, что в X в. повсюду на Руси - в позднейших губерниях Петербургской, Новгородской, Владимирской, Ярославской, Смоленской, Черниговской, Киевской - «расцвели шведские колонии», и потому узревшему, наверное, как и Шахматов-филолог, «полчища» скандинавов в Восточной Европе, эта «цифирь» академика даже очень не понравилась, за что и предал его норманистской анафеме. Хотя той же анафеме Клейн мог бы спокойно предать и таких «русских националистов» и «ультрапатриотов», как Шлецер, Соловьев, Томсен, Державин, Гуревич, Пашуто, Ловмяньский и многих других норманистов, также, как и Рыбаков, ведших разговор, в силу тех или иных причин, о незначительном или самом незначительном числе норманнов на Руси.
Клейну могло также очень не понравиться еще одно «антинорманистское» заключение Рыбакова того же 1962 г., согласно которому в истории Руси существовал «норманский период», но время которого он, по сравнению с «ультранорманистом» М.П.Погодиным, ограничил 882-912 годами. Да еще при этом говоря, что буржуазные историки «излишне преувеличивали» рамки этого периода, растягивая его на несколько столетий, что княжение норманского конунга Олега Вещего в Киеве есть «незначительный и недолговременный эпизод, излишне раздутый некоторыми проваряжскими летописцами и позднейшими историками-норманистами», и что историческая роль варягов-норманнов «была ничтожна», даже «несравненно меньше, чем роль печенегов и половцев...»[13] (и вместе с тем ученый подчеркивал с 1960 г. абсолютно в духе норманистов XIX в. Н.Ламбина и А.А.Куника, что редактор ПВЛ 1118 г. был первым «норманистом», причем «настоящим» и «последовательным», а в 1982 г. сказал о «"норманистах" начала XII века», исказивших летопись[14]. А речь о летописцах-«норманистах», которую, наряду с Рыбаковым, вели «советские антинорманисты» Д.С.Лихачев, И.У. Будовниц, С.Л. Пештич и др., а сейчас о том же толкуют представители «объективно-научно-умеренного норманизма» Е.А.Мельникова и В.Я.Петрухин, - это очень важный «аргумент»-пустышка в пользу выхода варягов из Скандинавии, априори задающий ложную тональность всего разговора о них)[15].
Клейн, преподнося свои рассуждения как «объективный анализ фактов» («автор не пытается подменить логику и факты эмоциями, не превращает национальные чувства и политические симпатии или антипатии в доказательства»), не знает многие известные факты и свидетельства. Так, Мстислава Великого, сына Владимира Мономаха, он преподносит в качестве его внука, а смерть Ломоносова отнес к 1764 г., хотя, как хорошо помнят многие неисторики еще со школы, великий ученый умер в 1765 г., отмечает, что «нынче защиты диссертаций стали куда короче и гораздо спокойнее», что Ломоносов после дискуссии «занялся сам детальным изучением материалов», что обозначение «норманизм» - это «клише советской пропаганды...», хотя данное «обозначение» то и дело мелькает в работах дореволюционных историков. Например, Костомаров в публичном диспуте с Погодиным в марте 1860 г. неоднократно использовал термин «норманисты». Клейн, кстати сказать, работал с материалами этого диспута, но под фотографиями его главных героев им помещена подпись: «участник дискуссии 1865 г.». А истинных норманистов, под влиянием источников всего лишь на самую малую чуточку отошедших от нежизненноспособных шлецеровских канонов, археолог относит к антинорманистам, тем самым извращая подлинную картину историографии варяго-русского вопроса.
Так, антинорманистом предстает норманист XIX в. А.Ф. Федотов, которого Клейн поставил в один ряд с советскими учеными и приписал ему то, что в действительности утверждали последние: «"Русь" - исконное самоназвание восточных славян. Во всяком случае, название не скандинавское, а южное». Но Федотов ничего такого не говорил. И в статье за 1837 г., на которую ссылается Клейн, исследователь, впервые в науке специально проведя анализ значения слова «Русь» в летописях, согласился со Шлецером, что название Руси и земли Русской с момента прихода Рюрика и его варяго-руссов исключительно относилось к новгородцам: норманны передали «свое имя новому государству и новым своим подданным». Но, распространившись затем на все племена, покоренные Киевом, это слово, продолжает далее Федотов, «с XI и еще более со второй половины XII столетия относится единственно к южным областям нашего государства, именно к киевскому княжеству и другим сопредельным». Есть повод думать, резюмировал он, что летописцы под Русской землей «разумели иногда собственно область Киевскую». В связи с чем и не принял мнение Шлецера, что в монгольский период название Русь относилось исключительно только к Новгородской области. Никакого антинорманизма в словах Федотова, разумеется, нет, как нет его и в словах Н.М.Карамзина, в первых трех томах своей «Истории государства Российского» несколько раз заострявшего внимание на том обстоятельстве, что в XII-XIII вв. Русью именовали в летописях преимущественно Среднее Поднепровье («Киевскую область»)[16].
Извращает подлинную картину историографии варяго-русского вопроса и такое утверждение Клейна, что «в последние десятилетия XIX в. и в начале XX в. антинорманизм в его реакционно-монархическом оформлении стал уже официальной догмой: русские школьники учились истории "по Иловайскому"». Ну, во-первых, а этот факт очень хорошо известен, далеко не все «русские школьники» осваивали историю «по Иловайскому». А только те, кто учился в учебных заведениях, чьи педагогические советы выбрали учебники Д.И. Иловайского. И большинство педагогических советов выбирало последние на основе свободной конкуренции из очень широкого круга учебников (а по отечественной истории во второй половине XIX в. хождение также имели пособия Н.А.Баженова, И.И. Беллярминова, К.А.Иванова, П.Либен и А. Шуйской, М.Я. Острогорского, В. Пузицкого, П. Полевого, С.Е. Рождественского, С.М.Соловьева и др.), ибо они написаны блестящим слогом, с учетом возрастных возможностей, с тщательным отбором фактов, которые легко запоминались, с развернутой системой примечаний, «в которых приводились разные версии событий...» (как сегодня резюмирует И.В.Бабич, «долг педагога - на основе учебника, а в старших классах, по возможности, и специальных исследований - "приготовить канву". По ней молодые люди смогут затем продолжить образование, но в приготовлении "канвы" учитель должен быть точен и требователен. Студенты же, которые "не запаслись фактами" в гимназии, не приучились к работе - немного получат и от лекций. Грош цена рассуждениям, если они легковесны, нет большего зла, чем полуобразование - таков пафос подхода Иловайского к преподаванию истории»). Современный исследователь Н.М. Рогожин, констатируя, что недоброжелатели Иловайского, а затем советские историки успех его учебников «объясняли тем, что правительственные инстанции усиленно "внедряли" учебники "реакционного" автора», резонно заметил: «Между тем точно в таком же официально-монархическом духе были выдержаны и учебники других авторов, в том числе либералов С.М.Соловьева и С.Е.Рождественского» (и, стоит добавить, норманистов), т. к. «сюжеты, структура, периодизация в учебниках жестко определялись программами Министерства народного просвещения»[17].
Во-вторых, а этот факт также хорошо известен, Иловайский являет собой пример антинорманиста (искреннего) и норманиста (вынужденного) одновременно. Так, в научных разысканиях он, разделяя русь и варягов, считал русь восточнославянским племенем, изначально проживавшим в Среднем По- днепровье и известном под именем поляне-русь, а варягов норманнами. Полагая началом русской жизни южные пределы Восточной Европы, историк говорил о существовании в первой половине IX в. Днепровско-Русского княжества и Азовско-Черноморской Руси на Таманском полуострове. И связывал с последней византийские свидетельства о нападении руси на Константинополь в IX в., о крещении руси в 60-х гг. и русской митрополии того же столетия, «русские письмена» и «русина», встреченные св. Кириллом в Корсуне в 860 - 861 гг., сообщения арабов о походах руси на Каспийское море в 913 и 944 годах. Ученый, видя в Сказании о призвании варягов только легенду, был уверен, что не было призвания варяжских князей и что «туземная» русь сама основала свое государство, распространив затем свое владычество с юга на север.
Но в учебниках, например, в «Кратких очерках русской истории. Курс старшего возраста», к 1912 г. выдержавших 36 изданий (первое издание - 1860 г.), и на которых выросло несколько поколений «русских школьников», Иловайский, вопреки мнению Клейна, был чистейшей воды норманистом. Ибо он, направляемый программой Министерства народного просвещения, объяснял учащимся, что плодом движения варягов-норманнов «на Восточную Европу было основание Русского государства». А далее, знакомя их с опытами решения вопроса «о том, кто были русы и откуда пришли князья», историк резюмировал: «Одни принимали финнов, другие за славян (из Померании); некоторые выводили их из литвы с устьев Немана и даже из козар. Однако полная достоверность остается на стороне скандинавского происхождения». То же самое излагал Иловайский в «Руководстве к русской истории. Средний курс (изложенный по преимуществу в биографических чертах)», выдержавшем с 1862 по 1916 г. 44 издания: новгородские славяне платили дань варягам-норманнам, а когда решили призвать себе князя, то «обратились для этого к соплеменникам тех самых варягов, которые заставляли их платить дань... к варяжскому племени руси...». Вызвались три брата, которые пришли к восточным славянам со своими дружинами: «Подчиненная им земля с тех пор называется Русью»[18].
Но если это и есть «антинорманизм в его реакционно-монархическом оформлении», то точно такой же «антинорманизм», получается, исповедует и Клейн, отстаивая скандинавское происхождение варягов. А «в последние десятилетия XIX в. и в начале XX в. антинорманизм» никак не мог быть «официальной догмой», т. к. ситуация и в науке, и в общественном сознании того времени была такой, как ее обрисовал в 1876 г. И.Е.Забелин применительно ко всему XIX в. (а как показала жизнь, и к XX в., и к первой декаде века нынешнего): «...Мнение о норманстве руси поступило даже посредством учебников в общий оборот народного образования. Мы давно уже заучиваем наизусть эту истину как непогрешимый догмат». При этом еще подчеркнув, будто также заглянув в будущее, что «кто хотел носить мундир исследователя европейски-ученого», тот должен был быть норманистом, ибо «всякое пререкание даже со стороны немецких ученых почиталось ересью, а русских пререкателей норманисты прямо обзывали журнальной неучью и их сочинения именовали бреднями. Вот между прочим по каким причинам со времен Байера, почти полтораста лет, это мнение господствует в русской исторической науке и до сих пор». Да и сам Клейн, мало заботясь о состыковке всего того, что он говорит, в другом случае заключает: «...В дореволюционной и ранней советской, как и во всей мировой науке в конце XIX и начале XX вв. почти прекратились антинорманистские сочинения, и все ученые... в той или иной мере занимали позиции норманизма...»[19].
Скандинавское происхождение имени «Русь» (якобы от финского названия Швеции Ruotsi) Клейн пытается утвердить примерами, несостоятельность которых была исчерпывающе продемонстрирована давно: «Французы справедливо гордятся своим народным именем, им приятен звук слова "Франция", хотя в далеком прошлом страна и ее нынешнее население получило это имя от германского племени франков. Болгары, народ славянский, получили свое название от тюркского племени булгар...». И после чего он призывает антинорманистов «перестать спорить по пустякам и сконцентрировать внимание на более существенных вопросах» (а есть ли какая разница между этими укоризненными увещеваниями археолога и словами его «оппонента» по «Варяжской баталии» 1965 г. И.П. Шаскольского, объяснявшего в 1967 г., что вывод о скандинавской природе названия «Русь» «не может рассматриваться как какое-то ущемление нашего национального престижа. ... Так, Франция и французы получили свое имя от германского племени франков, Англия и англичане - от германского племени англов, Болгария и болгары - от тюркского племени болгар и т. д. При этом французы, англичане, болгары не считают подобное происхождение названий недостаточно почетным»?).