Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
Но оказалось: неуклюжий стрелок обрадовался вовсе не ему.
– Меч наземь, чужак! – раздался за спиной Славки сиплый бас.
Славка скосил глаза и увидел на траве разбитую пятнами листвы тень. И еще одну.
Двое. Пешие. Стоят близко – вполне можно достать на развороте.
– Кладу уже, – примирительно произнес Славка, медленно сгибая колени, делая вид, что хочет аккуратно положить клинок на травку…
И крутнулся в стремительном развороте, уходя от возможной стрелы, атакуя снизу вверх ближайшего противника так, чтобы прикрыться им от второго.
С
На севере так не бились. Любой нурман нанизался бы на клинок – как поросенок на вертел. Но этот воин оказался проворней нурмана, а может – знал прием, потому что будто бы был готов: свел Славкин клинок в сторону – вдоль кольчужного рукава, в прорезь наплечника, и кулачищем в обшитой железной чешуей рукавице треснул Славку по физиономии. Будь Славкин шлем в боевом положении, этот удар Славку бы особо не смутил. Наклонил бы голову и принял кулак на стальной налобник. Но шлем был сдвинут на затылок, потому Славка отдернулся назад, пытаясь одновременно выдернуть меч. Меч «увяз», и уклона не получилось. Кулачище пришел Славке точно в подбородок, и светлый день померк.
Очнулся Славка от холодной воды, бегущей по лицу.
Открыл глаза – и увидел над собой знакомое длинноусое загорелое лицо полоцкого воеводы Устаха.
– Здрав будь, сынку, – пробасил воевода и махнул рукой тому, что лил на Славку водичку: довольно.
– Здорово и тебе, дядька Устах, – сказал Славка с трудом двигая распухшей челюстью. – А я думал – тебя убили.
– А я думал – тебя, – без тени шутки отозвался Устах.
Славка сел, пощупал челюсть: сбоку уже налился здоровенный желвак.
– Это Кулиба тебя достал, – сказал Устах. – На-ка приложи, – он протянул Славке медную поясную бляху. – Кулиба у нас на это дело мастак. На кулачках дерется не хуже новгородца. А на мечах – еще лучше. Было время: Кулиба у самого Асмуда в отроках ходил.
– То-то он мой прием угадал, – сообразил Славка. – А как ты тут оказался, дядька Устах?
– Да уж оказался, – фыркнул воевода. – Ты мне вот что скажи, Богуслав: неужели отпустил тебя Владимир? – спросил Устах.
– Не то чтобы отпустил… Пощадил. Хотел сперва нурманам своим отдать, а потом узнал, чей я сын, – и пожалел. В клеть запер. Обещал свободу дать, когда Киев возьмет. Только мне, дядька Устах, не верится, что Киев ему дастся. Так что я взял да и ушел.
И рассказал, как сбежал из Полоцка.
К тому времени, как Славка закончил рассказ, вокруг собралась уже изрядная толпа. Все – вооруженные, хотя настоящих воинов было немного. Десятка два, может быть. Остальные – вроде того стрелка, который вместо Славки товарища своего подбил.
– Быстрый ты, – похвалил Устах. – Расскажи, что делать будешь?
– В Киев пойду, – ответил Славка. – Надо Ярополка известить.
– Эк разогнался, – усмехнулся Устах. – Все дороги уже перекрыты. Владимир, он не лыком шит. Дело знает.
– А лесами? – предположил Славка.
– А ты наши леса-то знаешь? – задал встречный вопрос воевода.
– Так ты мне проводника дай. Чай, найдется у тебя лесовик?
Устах засмеялся:
– Да уймись ты, торопыга. Послали уж вестников. И в Смоленск, и дальше. Скажи лучше, что в городе деется?
– Худо в городе, – Славка враз помрачнел. – Роговолт мертв. Сыны его – тоже. Рогнеда – у Владимира.
– Худо, – Устах сгорбил плечи, будто под многопудовым грузом.
Люди вокруг тоже пригорюнились.
Славка понимал Устаха. Для него, считай, вся жизнь была – в служении Роговолту.
Одна жена умерла бездетной. Вторая тоже ушла – родами. Дочку Устах вырастил сам, выдал за белозерского гридня. Третью жену брать не стал. Обошелся наложницей. Тоже бездетной. Она в Полоцке осталась. Может, мертва уже. А дом Устаха уж точно разграблен. Правда, нищим воевода не остался. Славка знал, что в батином торговом деле есть и Устахова долька.
– Слышь, дядька, а поехали к нам, в Киев, – предложил Славка. – Батя рад будет. Поживешь пока у нас, пока своим двором не обзаведешься. И Ярополк тебя с охотой примет. Да и воев твоих. Таким молодцам в лучшей дружине место, – Славка подмигнул Кулибе. – Князи твои – за Кромкой. Не вернешь. А с Владимиром сквитаться – лучше места, чем киевская гридь, не найти.
Устах поднял голову, глянул на Славку хмуро:
– За предложение – благодарствую. Но не поеду. Мертв Роговолт, но Полоцк стоит. И княжна моя жива. Так что дело мое – здесь. А что силы неравны, так и оса мала, а жалит больно. Пойдем-ка поснедаем да помянем князей наших. И ты, Богуслав, расскажешь нам поподробнее, как беда случилась.
После Славкиного подробного рассказа настроение воеводы не улучшилось. Но он сумел взять в кулак печаль и снова стал воеводой. Пусть даже теперь войско его иссчитывалось не тысячами – десятками. Собрал всех дружинников: тех, с кем прорвался сквозь нурманский строй, и тех, что прибились позже, – советоваться. Славка, естественно, тоже присоединился.
– Перво-наперво надо разведать, что сейчас творится в городе, – сказал Устах.
– Я пойду! – опередил всех Славка.
– Плохая мысль, – не одобрил Устах. – Тебя же в Полоцке сразу признают. Уж больно ты приметный, Серегеич! Лучше я мальца какого-нибудь пошлю – из смердов. Или, еще лучше, соберем телегу зерна – да и поедет разведчик попросту. Мол, торговать. Так, братки?
Воины одобрительно закивали. И все дружно высказали желание стать этим самым разведчиком.
– Не так, – враздрай с полочанами выступил Славка.