Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
И представилось Сергею, что не Варяжко сейчас перед ним, а сам Ярополк. Просит – помоги! Что ему сказать? Сам виноват, сам и расхлебывай? А ведь Ярополк совсем еще молодой. Как Славка…
И Сергей понял, что не сможет сказать: нет. Ведь речь идет не только о жизни потеряшего стол князя. Речь идет о самом Сергее, о его сыновьях, которые никогда не простят себе, что послушались отца и бросили своего князя… Один раз – уже послушались… И легла трещинка между отцом и сыновьями. Второй раз…
– Что ж, – негромко произнес Сергей. – Ярополк поступил глупо. А если
Братья и Варяжко согласно кивнули. Всё, что делал Блуд, неизменно оборачивалось для Ярополка бедой.
– Глупо помогать тому, кто проиграл, – сказал Сергей. – Но не помогать – бесчестно. Но не по-христиански оставить Ярополка без помощи только потому, что он ошибся. Посему сделаем так: ты, Артём, собирай тех, кто может встать за Ярополка. Варягов, дружинников бывших, Святославовых ветеранов. Разбуди Рёреха, попроси помочь. Многие из старых по его слову за тобой пойдут. И с рассветом идите к Детинцу. Там сейчас нурманы в стражниках, так вы силой не напирайте. Я к Добрыне поеду, попробую договориться, чтобы вас пустили. И вообще… Нужно договориться. Владимиру мы нужны. Добрыня это понимает.
Сергей замолчал, поглядел на сыновей: правильно ли решил? По тому, как посветлели лица Артёма и Славки, понял: правильно. И сразу полегчало.
– Ну, с Богом! – сказал он и поднялся. – Варяжко, ты – к Рёреху. Вы с ним родственники как-никак. Славка – со мной к Добрыне поедешь. Артём…
– Я знаю, что делать, бать. Не беспокойся.
– Угу. И еще… Вы, это… Матери ничего не говорите, ладно?
В Детинец воеводу сначала пускать не хотели. Нурманы-караульщики, скучавшие при воротах, при виде двух варягов, старого и молодого, оживились и принялись отпускать похабные шуточки.
В иное время такой юморок им вбили бы в глотку вместе с зубами, но нынче сила была за викингами, поэтому Славка (он говорил по-нурмански лучше отца) лишь потребовал позвать воеводу Добрыню. Или ярла Сигурда.
– Утром приходи, варяг, – ответили нурманы. – Спят все.
– Так разбуди! – заявил Славка. – Скажи: боярин Серегей хочет видеть.
– У вас тут бояр – больше, чем трэлей у крепкого бонда! – осклабился нурман. – Утром приходи!
– Эй, – сказал Славка второму нурману. – А я тебя знаю! Ты – Рауми. Рауми Хальффсон из людей Сигурда.
– Теперь я – хирдманн конунга Олава! – гордо заявил нурман. Он поднял повыше факел: – О! Я тебя тоже помню! Ты – тот варяг, которого мой конунг на службу звал! Что – пришел наниматься? А кто с тобой?
– Это мой отец, – строгим голосом ответил Славка. – Лучший из ярлов конунга Святослава.
– Так-таки и лучший? – усомнился Рауми.
– Он один выжил в последней битве конунга.
– Сбежал? – ухмыльнулся первый нурман.
– Его сочли мертвым. А тебя, шутник, я запомню.
– Хватит! – вмешался Рауми. – Хрольв, позови Сигурда. Сдается мне, так будет лучше.
– Как скажешь, – не стал спорить Хрольв.
Добрыня не спал. В его палате сидело с полдюжины киевских торговых людей. Получали инструкции по поставке провианта. Ответственное дело. Если чертова прорва скандинавов не получит вдосталь еды и питья, то возьмет все сама. С лихвой. Викингам только повод дай – пограбить.
– Здрав будь, воевода!
– Здраву быть и тебе, боярин! – Дядька Владимира поднялся навстречу Сергею, протянул руки будто хотел обнять, однако не обнял – указал на прикрытую ковром лавку: – Присаживайся, боярин! И ты, беглец, садись, – Добрыня подмигнул Славке. – А ловок у тебя сынок! – с одобрением сообщил он Сергею. – Здоровенный вырос – тебе под стать. А из-под стражи моей утек – мышью просочился.
– Ну уж – мышью! – Славка покосился на отца. Не подумал бы, будто сын соврал про доблестный побег…
– Верно, верно, – добродушно пророкотал Добрыня. – Не мышь. Аки тур буйный проломился. А ведь убить могли… Как бы я тогда пред отцом твоим оправдался? Ну, дело прошлое. – И другим тоном, строго: – А я ведь ждал тебя, боярин Серегей. Давно ждал. Что ж раньше не приходил?
– Нездоровилось, – буркнул Сергей.
– Угу, понимаю… – Однако прищур Добрыни был весьма выразителен.
Вид у Сергея был довольно бодрый, и в осанке слабости не чувствовалось.
– Знал бы – сам навестил, – Добрыня погладил бороду. – Мы с князюшкой моим добро-то помним. – И глянул прямо в глаза: остро, испытующе.
– Сочлись уж, – Сергей спокойно выдержал взгляд воеводы. – Жизнь моих сыновей – высшая плата.
– Жизнь твоих сыновей и для моего князя дорога. Славные у тебя сыновья. Не хуже отца. Да и ты, воевода, хоть на нездоровье и жалуешься, а на печи сиднем сидеть не станешь. – Тут Добрыня встал, подошел к Сергею, положил руки на его плечи, заглянул еще раз, сверху, в глаза: – Понимаю, почему не шел, – сказал дядька Владимира. – Гордость не позволяла. Думал: просителем сочтут. А просителем тебе, воевода Святославов, и впрямь быть зазорно. А – другом?
Сергей встал. Теперь уже он глядел на Добрыню сверху. Тому не очень понравилось голову задирать – отшагнул назад.
– Твоя дружба нынче – дорогой подарок, – совершенно искренне произнес Сергей.
– Это так, – согласился Добрыня. – Однако ж было время, когда ты не побрезговал дружбой рабичича и его дядьки. И о том, как ты сестрице моей… – Добрыня сделал многозначительную паузу, – …помог, я тоже не забыл. Пришел бы ты ко мне просителем, Серегей, – я б ответил: проси чего хочешь. Но другу этого не скажу. Друг вправе не просить – требовать.
Ошарашенный Славка глядел на отца и Добрыню и не понимал, что происходит. Чем заслужил отец такое расположение могущественного воеводы?
А вот Сергей знал – чем. Он помнил, как когда-то вступился за Малушу-ключницу. И как помог Владимиру получить новгородское княжение. Может быть, и без его помощи все сладилось бы. А может, и нет.
Так что Владимир с Добрыней и впрямь изрядно ему должны. Да только искренни ли слова, сказанные сейчас Добрыней? Дядька Владимира – политик. Хитрый, жестокий, очень опасный.