Варяжская сталь: Герой. Язычник. Княжья Русь
Шрифт:
Но деревляне, которые этим утром подобрались к лагерю русов, об окончании охоты, естественно, не знали. Иначе ни за что бы не рискнули напасть на такой большой отряд. Конечно, самих лесовиков было значительно больше – три рода собрались вместе. Но даже и таким числом лесовики все равно не осмелились бы напасть, не будь с ними волоха.
– Не бойтесь, – сказал волох. – Я отведу им глаза.
Волох немножко наврал. Он действительно умел отводить глаза (об этом знали), только эта волшба укрывала
Но у волоха не было другого выхода. Даже если придется перебить большую часть русов, оставшихся в живых, раненых и подбитых, всё равно хватит для жертвоприношения. Конечно, лесовиков погибнет намного больше, но ведь они умрут, выполняя волю богов, а значит, смерть их достойна и необходима. Однако простому человеку очень трудно перебороть себя и напасть на того, кто с рождения внушает ему почтительный трепет. Волох солгал. Но эта ложь – во благо. Боги простят…
Глава шестнадцатая
Ведун против волоха
Раннее утро – хорошее время для нападения. Когда воздух сереет и первые птахи вот-вот станут пробовать горлышки, напряженное внимание бодрствующих, порождаемое извечным глубинным страхом человека перед темнотой, невольно ослабевает, а сон спящих становится особенно крепок. Это самое подходящее время, чтобы нанести внезапный и потому особенно сокрушительный удар.
Там мыслили деревляне. И мыслили правильно. Но не учли того, что их враги – не простые смерды, не купцы, даже не разбойники.
Ближняя дружина воеводы Серегея – сплошь опоясанные гридни, для которых воевать так же привычно, как смерду ходить за плугом. Они рождены для войны, живут войной, и им не нужно стараться быть внимательными, потому что внимательны они всегда.
Лесовики подобрались к лагерю затемно. Окружили и схоронились кто где, терпеливо выжидая, как и было уговорено, первой птичьей трели, чтобы разом закидать стрелами часовых и спящих. А потом накинуться дружно и бить всех, кто будет сопротивляться.
Лесовики всё сделали, как надо. Следопыты и охотники, они очень хорошо умели подкрадываться и, замерев, терпеливо ждать. И стрелять метко они тоже умели: с тридцати шагов попадали в бегущую по стволу белку. А уж в лицо человеку – запросто.
Часовые у костров их не заметили. Часовые на деревьях – тоже. Но и сами они не обнаружили русов, укрывшихся в засидках, потому что смотрели не вверх, а вперед.
Это была вторая ошибка деревлян.
Третья ошибка состояла в том, что первый залп они сделали не по спящим, а по бодрствующим.
Часовые-русы до последнего момента не подозревали о близости врагов. Но охотничья стрела летит не быстрее звука. А щелчки тетив и свист стрел для любого гридня – наилучший сигнал опасности.
Между хлопком тетивы о рукав или перчатку и ударом стрелы – мгновение. Но и мгновения оказалось достаточно. Семеро часовых разом упали на землю, и почти все стрелы прошли над ними. А те, которые попали, обломились о шлемы и панцири.
И опять сказалась разница между воинами и охотниками. За три удара сердца воин способен выпустить три стрелы. Охотнику-промысловику нет необходимости стрелять быстро. Для него важнее – стрелять метко.
Поэтому между первым и вторым залпами прошло достаточно времени, чтобы спящие проснулись.
Лесовиков было без малого четыре сотни. Русов – пятьдесят восемь клинков, считая воеводу и старого Рёреха. Но у деревлян не было ни единого шанса.
Теперь наилучшим выходом для нападающих было – броситься наутек. Но после второго залпа, ободренные обещанием волоха сделать их невидимыми, лесовики, кто – с копьем, кто – с дубьем, бросились врукопашную. Пока они бежали, вместо безмятежно спящего лагеря на поляне образовалась маленькая крепость из сомкнутых щитов, а в спины деревлянам ударили стрелы. Старый варяг хорошо подобрал места для засидок.
На лесовиках не было доспехов, потому били их не гранеными бронебойными наконечниками, а широкими «срезами». А поскольку бежали лесовики беспорядочной скученной толпой, гридни, почти не целясь, метали сразу две-три стрелы. И собрали обильную «жатву» – до красных русских щитов добежали уже не четыре сотни, а три. Почти добежали. Когда до щитов оставалось шагов десять, воздух над поляной завибрировал от жуткого боевого клича, обрушившегося на бегущих, как удар штормового ветра.
И лесовики, все, как один, сбились с шага, а потом и вовсе застыли. «Красные щиты» сами устремились на ошеломленных деревлян. И началась резня.
Варяжский вой вызвал дрожь не только у нападавших, но и у спрятавшегося поодаль деревлянского волоха.
Ему очень захотелось дать деру, но на соседнем дереве, как оказалось, сидел рус. Рус этот вполне мог заметить убегающего и послать ему в спину стрелу. Поэтому волох не побежал. Он опустился на землю, прижался спиной к древесному стволу, пробормотал слова волшбы и сам стал частью дерева.
Но он всё видел.
Видел, как мечи русов секли его соплеменников.
Видел, как, опомнившись, уцелевшие бросились бежать, но русы гнались за ними и рубили, рубили… А тех, до кого не могли дотянуться мечи, догоняли стрелы.
Волох видел, как победители деловито дорезали раненых, обшарили мертвецов, а потом наступила очередь тех, кого взяли в плен…
– Спасибо тебе, дед! – с чувством произнес Духарев.
В этом сражении его отряд не потерял ни одного человека. Четверо получили легкие ранения, но это пустяки. В том, что для русов бой обошелся почти без потерь, несомненно заслуга Рёреха, выбравшего место для лагеря и распределившего караульных именно с учетом такого нападения. Как будто старый варяг всё знал заранее. А может, и впрямь знал. Ведун как-никак.