Васек Трубачев и его товарищи (илл. Г. Фитингофа)
Шрифт:
— А чего тебе помирать? Живи, — разрешал Генка.
Оба затихали. Каждый думал о своем, но мысли их сходились. Из школы доносились чужие голоса.
— Погибель на вашу голову! — тихо бормотал дед.
Генка, приподнявшись на локте, напряженно всматривался в широкие окна школы. В освещенных окнах двигались фигуры фашистов.
— Прогонят их, диду?
— Фашистов? Обязательно! — твердо говорил дед. — Сами побегут… весь свой фасон по дороге растеряют! До самого Берлина поскачут, да и в Берлине
Завернувшись в одеяло, Сева лежал на скамейке. Он с тоской думал о матери, вспоминал девочек — Лиду, Валю и Нюру. Представлял себе Митю блуждающим по лесу, беспокоился за Мазина и Русакова. Сева всей душой тянулся к Ваську, но в последнее время Васек изменился. Он стал более сдержанным и при встрече с Севой часто молчал, как бы обдумывая что-то про себя. Недавно они с Трубачевым стояли у колодца. Задумчиво глядя на Севу, Васек неожиданно сказал:
— Вот что интересно: о чем фашисты между собой в комнате говорят?
— Не знаю, я там не был… Туда не пустят! — испуганно ответил Сева.
— . А ты… как-нибудь… под окошком послушай, что ли…
— Окошки закрывают. И часовые везде, — озабоченно вглядываясь в Трубачева, шептал Малютин.
Глаза у Трубачева были упрямые, взгляд их куда-то убегал.
— А ты попробуй все-таки…
— Я попробую, — серьезно сказал Сева.
Васек быстро наклонился к нему:
— Главное, чтобы никто не знал, что ты понимаешь немецкий язык!
Они постояли и разошлись. Севе было о чем подумать.
Мысли, глубокие и тайные, одолевали его. Хотелось откровенно поговорить с Трубачевым, но он понимал, что Васек все равно не ответит на его вопросы.
Теперь по утрам Сева надевал передник деда и шел к воротам. Он подметал двор, прибирал около крыльца брошенные огрызки сигарет и чутко прислушивался к тому, что говорят между собой фашисты.
— Они говорят, что Гитлер возьмет Москву! — весь дрожа сообщил он однажды Ваську.
Глава 29
ДВЕ ВСТРЕЧИ
Тоскуя о матери и об оставленных дома мал мала меньше, Саша собирал колхозных ребятишек: играл с ними, строил им домики, учил их тем песням, которые пели когда-то в детском саду его сестренки. Жорка не отходил от Саши. И с самого утра во двор Степана Ильича с разных концов села бежали ребятишки. Некоторых приносили матери и, посадив на крыльцо, просили Сашу:
— Погляди за ним, хлопчик, чтобы беды не случилось!
Губная гармошка иногда привлекала малышей. Фашисты, подпустив близко какого-нибудь заслушавшегося музыкой карапуза, вдруг хватали его, как котенка, за шиворот или направляли на него ружья, пугая:
— Пуф-пуф, киндер!…
Саша оберегал ребят как мог. Он уводил их на полянку за клуней и
— Фашисты — наши враги, они заняли нашу землю, они у нас все берут… — объяснял Саша.
— И у нас берут! — вставлял какой-нибудь малыш. — А батька нашего увели…
— И нашего увели!
— А у нас из скрыни добро украли! — жаловались другие.
В каждой хате были обиды, которые понимали даже дети.
— Офицер нашу бабку ударил…
Саша говорил о Красной Армии:
— Придут сильные, смелые бойцы с красными звездами на шапках…
— Як наш батько! Он тоже в Красную Армию пошел!
— И наш Павло тоже пошел!
— И Василь наш, — вспоминали дети.
— …Придут красные бойцы и прогонят злого врага! — с глубокой верой говорил Саша.
— И к нам придут! — радостно шептали малыши, прижимаясь к Саше.
Васек обнял товарища:
— Это хорошо, что ты им все рассказываешь. Только гляди в оба, Саша!
Васек и сам глядел.
— Куда ты с ними идешь? — спрашивал он товарища.
— За клуню.
— Не надо. На полянке садись, чтобы кругом тебе видно было — нет ли гитлеровцев… Постой, — окликал он Сашу, — иди сюда!
Саша возвращался.
— В траве иногда солдаты валяются — за цветами не видно. Оглядывайся хорошенько.
— Да не бойся, я смотрю, — улыбался Саша.
Васек собрался на пасеку. Уже два раза ходил он к Матвеичу, передавал ему свои наблюдения и рассказывал все, чти слышал в селе.
Стоял жаркий июль… Туже натянув на голову свою тюбетейку, Васек вышел на улицу. На каждом шагу попадались гитлеровцы; люди пробирались сторонкой, чтобы не встретиться с ними. Васек шел смело, размахивая пустой корзинкой.
— Пойдешь за грибами? — спросил его утром Степан Ильич.
— Пойду, — не сморгнув ответил Васек.
Степан Ильич озабоченно постучал пальцами по столу, покусал светлые усы. Васек ждал, не даст ли он какого-нибудь поручения к Матвеичу, но Степан Ильич ничего не сказал.
По дороге шла группа солдат; лица у них были красные от жары, вороты расстегнуты. Васек спрятался в первый попавшийся двор, переждал, потом, зорко глядя по сторонам, снова вышел на улицу.
Впереди показался высокий старик. На нем был серый пиджак и старый, помятый картуз, низко надвинутый на лоб. Он слегка хромал, опираясь на палку. Васек забеспокоился — что-то неуловимо знакомое показалось ему в этом старике… И чем ближе тот подходил, тем сильнее волновало Васька странное сходство старика с кем-то, кого он не мог еще вспомнить.