Васек Трубачев и его товарищи (книга 1)
Шрифт:
Но дольше всего горел огонек над широким крыльцом школы. Ребята давно разошлись по домам, а за освещенными окнами второго этажа, уютно сдвинув кресла, тихо, по-семейному, беседовали учителя со своими бывшими питомцами.
— Воображаю, как вы там мерзли! — с тревогой говорила старая учительница, которой все еще помнились эти мальчики такими, какими они пришли к ней в первый класс, держась за руки своих матерей.
— Да там не до мороза. Разотрешь снегом уши, и опять ничего, — застенчиво поглядывая
В одном из классов за партой сидел Алеша-снайпер. Его ноги не помещались под скамейкой, длинная фигура возвышалась над полированной крышкой.
Он любовно и тщательно оглядывал парту и с сожалением говорил:
— Тут у меня и буквы были вырезаны: А. М. Эх, другая парта, верно! Или краской затерли…
Перед Алешей стоял вожатый Митя.
— А ты, кажется, здесь вожатый теперь? — спросил Алеша. — Я ведь помню тебя. Когда мы уходили на фронт, ты был в седьмом, кажется?
— В седьмом. А теперь в девятом. Учусь! С ребятами воюю! — засмеялся Митя, присаживаясь на край Алешиной парты.
— А что, трудный состав? — деловито осведомился тот. И, не дожидаясь ответа, серьезно сказал: — Главное — дисциплина. Ты их, знаешь, сразу приучай. Дисциплина, брат, великое дело!
Он вскочил, прошелся по классу и, остановившись перед Митей, щелкнул пальцами:
— Сразу приучай! А то потом ох и трудно будет! Вот где я это понял — на фронте! Там, знаешь, с нами нянчиться некому.
Алеша присел рядом с Митей, указал глазами на дверь и понизил голос:
— Это здесь ведь учителя уговаривают, объясняют, прощают… а там фронт… война… приказ… Дисциплина — это все!
— Точно! — решительно подтвердил Митя. — Ребят распускать никак нельзя!
Алеша посмотрел на него и вдруг расхохотался.
— По себе знаем, верно? Мы один раз тут такую штуку устроили!.. — с увлечением сказал он.
Перебивая друг друга, они стали вспоминать первые годы учебы, свои проделки и шалости, учителей и строгого директора.
— Ух ты! Я его и сейчас побаиваюсь. А ведь чего, кажется, — добрейший человек!
— Алеша! Митя! — донеслось из коридора.
Глава 3
СЕМЬЯ ТРУБАЧЕВА
Отец Васька, Павел Васильевич, работал мастером в паровозном депо. Павел Васильевич любил свое дело. К паровозу у него было особое отношение. Большое ворчливое чудовище, выдувающее пар из своих ноздрей, казалось ему живым. В разговорах с Васьком он любил употреблять выражения: «здоровый паровоз», «больной паровоз».
Васек запомнил рассказы отца:
«Стоит пыхтит, хрипит, тяжело ворочается. Ну, думаю, захворал дружище. Надеваю свой докторский халат, беру инструмент и давай его выстукивать со всех сторон…»
Васек слушал, и в нем росло дружелюбное отношение к этой железной голове поезда.
Павел Васильевич мечтал, что из Васька выйдет инженер-строитель или архитектор. Он будет строить легкие и прочные железнодорожные мосты или дома с особыми, тщательно обдуманными удобствами для людей.
Сам Павел Васильевич — выдумщик и мастер на все руки.
Квартира Трубачевых была обставлена красивой и замысловатой мебелью его работы. Круглый шкафчик вертелся вокруг своей оси. Посреди комнаты стоял обеденный стол с откидными стульями.
«Всякое дело любит, чтобы человек в него душу вкладывал», — говорил Павел Васильевич.
Жена его была женщина слабая, болезненная, но о болезнях своих говорить не любила. Она сама справлялась со своим маленьким хозяйством и всегда знала, что кому нужно. Отец и сын обожали мать; тихая просьба ее была законом и исполнялась обоими беспрекословно.
Павел Васильевич сам занимался с сыном. Васек учился на «отлично». Всякая другая отметка была неприятной новостью.
В таких случаях Павел Васильевич, собрав на своем лбу целую лесенку морщин, останавливался перед сыном и спрашивал:
«Как же это ты? Язык заплелся или голова не варила? Ведь ты же этот предмет как свои пять пальцев знаешь!»
В прошлом году мать Васька слегла и больше уже не вставала.
У Павла Васильевича стало много домашних забот, но к занятиям сына он по-прежнему относился внимательно.
Каждый вечер оба подсаживались к кровати матери, и она, опираясь локтем на подушку, слушала, как Васек отвечает отцу заданный урок.
Смерть жены была тяжелым ударом для Павла Васильевича.
Он не находил себе места в осиротевшем доме, растерянно бродил из комнаты в кухню и молча сидел за столом, опустив на ладонь свою большую рыжеватую голову. И только при виде сына вскакивал, суетился, перекладывал что-то с места на место, приговаривая:
— Сейчас, сейчас! Умойся, сынок! Или, может, покушаешь сначала, а? И потом погулять пойдем, а?
Васек молча смотрел на него, потом утыкался лицом в подушку и плакал. Отец присаживался рядом, гладил его по спине и повторял:
— Что ж поделаешь, сынок… Пережить надо…
Или, крепко прижимая к себе мальчика, шептал ему, смахивая с усов слезы:
— Папка с тобой, Рыжик. Папка от тебя никуда…
И действительно, все свое время Павел Васильевич отдавал сыну.
Кроме Трубачевых, в квартире жила еще шестнадцатилетняя соседка Таня. Еще при жизни матери Васька Таня приехала из деревни со своей бабушкой, потом бабушка умерла, и Таня привязалась к семье Трубачевых.