Васек Трубачев и его товарищи. Книга 3 (с иллюстрациями Фитингрофа)
Шрифт:
Глава 40
ПРИНЦИПИАЛЬНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Дома Васька ждал редкий гость — Андрейка. Он чинно сидел за столом против тети Дуни и, прикусывая острыми зубами сахар, тянул с блюдечка чай.
— Выпейте еще одну чашечку, Андрей Иваныч! — радушно угощала его тетя Дуня.
— Спасибо вам… Разве посидевши, еще попью… — вытирая со лба капельки пота, солидно говорил Андрейка.
Тетя Дуня пододвигала ему полную чашку, и Андрейка, слегка подумав над ней,
Увидев Васька, он привстал и церемонно протянул ему руку.
— Ну вот, и наш хозяин пришел! — сказала тетя Дуня совсем так, как говорила когда-то про Павла Васильевича.
От этих слов и от церемонного обращения Андрейки Васек сразу повзрослел.
— Ну, как дела? — спросил он, присаживаясь к столу.
— Ничего, у нас все в исправности. — Андрейка быстро взглянул на приятеля и деликатно осведомился: — А ты вроде невеселый?
— Да так… неприятности по работе, — усмехнулся Васек.
— По работе? Это что же — в школе или в госпитале? — забеспокоилась тетка.
— В школе, — со вздохом сказал Васек и стал рассказывать про собрание.
Когда дело дошло до выступления Тишина, тетя Дуня возмущенно всплеснула руками:
— Ах он, пролаза! За генеральского сынка руку тянет! И откуда же они, этакие пролазы, берутся? И все-то они знают, когда и перед кем хвостом мотнуть…
— Пережиток… — важно сказал Андрейка, принимаясь за новую чашку чаю. — Таких разоблачать надо. Я одному такому пережитку санаторий у начальства исхлопотал — думал, больной, Ну, а он и там давай свое «я» показывать. Только с врачами не забалуешься.
— Это тот мастер, что над тобой издевался? — живо спросил Васек.
— Издевался не издевался чтобы по-настоящему, а за волосы хватал и выражался некультурно.
— Ну, и что с ним сейчас?
— А что! Разоблачили вчистую. «Никакой, говорят, болезни нервов у вас нет, одно хулиганство». — Андрейка удовлетворенно откинулся на спинку стула и рассудительно сказал: — Самому себя распускать не надо. Железная дорога — это пост ответственный. У нас лучшие люди работают. Равняться есть по ком. В мастерской, для примера, и ваш Павел Васильевич Трубачев есть на портрете.
— Спасибо на доброй памяти, Андрей Иваныч! Ведь вот люди помнят… и молодые по его примеру идут… Да вы что же чашечку-то отставили, Андрей Иваныч? Выпейте горяченького! — засуетилась тетя Дуня.
— Не требуется больше, мамаша, спасибо вам, — решительно отставляя от себя подальше чашку, сказал Андрейка.
Он чувствовал себя приятным гостем в гостеприимном и уважаемом доме Трубачевых. Курносое лицо его лоснилось, белые волосы липли ко лбу, глаза выражали полное удовольствие, и сам он, щупленький, в поношенном пиджачке, держался с большим достоинством.
«Кто я ни есть, а цену себе знаю», — как бы сообщал всем с первого же взгляда Андрейка.
Топкие, заскорузлые от работы пальцы Андрейки, угольная пыль, въевшаяся в мальчишескую шею, старый пиджачок невольно вызывали чувство уважения к Андрейке. Васек гордился своей дружбой с ним.
Когда Андрейка собрался уходить, тетя Дуня позвала Васька в кухню и расстроенно зашептала:
— Васек, брюки бы ему отцовы отдать. Ведь у него брючки-то насквозь прохудились. А позади себя он заплату рукой прикрывает… Отдай ему брюки-то!
— Да что ты! Он ни за что не возьмет. Обидится еще! — замахал руками Васек.
— Как это так — обидится! Ведь вы товарищи! И родителей у него нет, некому порядочную заплату положить.
Она вынула из сундука пахнущие нафталином рабочие брюки Павла Васильевича и, пряча под улыбкой крайнее смущение, подступила к Андрейке:
— Андрей Иваныч, голубчик, перемените брючки-то…
— На что переменить? — не понял Андрейка.
— Да вот эти-то получше будут. Я живенько их на ваш рост укорочу. А свои оставьте пока. Я все равно Ваську штопаю, так заодно и ваши починю, — заторопилась тетя Дуня, испугавшись вопросительных светлых глаз Андрейки.
— Очень благодарный вам, мамаша… Только как же это я ваши брюки надену? И с какой такой стати вы для меня трудиться будете… И опять же, выходной у меня не скоро — я ваши брюки на работе заносить могу, — объяснял Андрейка.
Васек стоял в кухне и боялся войти.
— Да я вам их в подарок даю, Андрей Иваныч! От Павла Васильевича в подарок, — широко улыбаясь, сказала тетя Дуня.
Андрейка смутился:
— Я подарков, мамаша, не беру. Я сам себя содержу. Это для меня принципиальный вопрос. Я — рабочий человек. И к тому же за мои успехи мне все обмундирование скоро полностью выдадут. Очень благодарю вас, мамаша, только брюки я не возьму. — Он встал и, прикрывая левой рукой латку, выделявшуюся светлым треугольником на его брюках, решительно взялся за кепку.
Тетя Дуня, сильно покраснев, сунула брюки на кровать и растерянно остановилась посреди комнаты.
— Ты что же, Андрейка, брюки не хочешь взять? Ведь по дружбе тебе тетя даст! — входя в комнату, сказал Васек.
— Дружбу я и так ценю. Только задаром мне ничего не надо — я получаю за свой труд… Ну, приходи в депо, Васек. Может, что будет известно про Павла Васильевича. У нас на собраниях часто про героев-железнодорожников рассказывают.
— Вот-вот… Уж вы сообщите в случае чего, Андрей Иваныч. Исстра — дались мы с Васьком — нет писем ему от отца, — заморгала глазами тетя Дуня.
Когда Андрейка ушел, она взяла заброшенные в угол по стели брюки и. пряча их в сундук, сказала:
— Нашего понятия человек, строгий, принципиальный! Держись за него, Васек!
Глава 41
ЧУЖИЕ
Нюра с тревогой глядела на часы. Вчера в госпитале дежурил Сева Малютин и на занятиях сообщил ей, что после обеда Егору Ивановичу назначено идти на электризацию.
— Радуется он, как именинник. Просил тебя не опоздать. Я уже с Васьком говорил. Он тебя отпускает с работы. Только смотри не опоздай!