Ваше Сиятельство 2
Шрифт:
– Больно? – забеспокоился я, подумав, что по неосторожности мог лишить ее того, что она обязалась хранить согласно клятве.
– Немножко, – она качнула головой, закрыв глаза и тяжело дыша. Ладонью обтерла забрызганные губы и щеки.
Я раздвинул ее бедра, оглядывая складочку – крови не было. Может быть и обошлось без той самой неприятности. Осторожно потирая ее мокрую щелочку, я довел Талию до сладкой дрожи. Под конец она даже начала бить руками по постели и закусила губку, чтобы не заорать.
– Ой, с ума сойти! Как я люблю кончать! Это так круто! – она лениво повернулась на бок, и вдруг спохватилась: – Слушай, мы же просто пришли покурить. Чего ты на меня набросился, твое, Аид дери, сиятельство?! Вообще псих какой-то! Наверное, мне целку сломал! Все папе расскажу!
Вот тут я опешил. Опешил не только граф Елецкий, но и Астерий во мне. Я даже не знал, что возразить на ее нахальное заявление. Вот не лезло в голову приличных слов, таких чтобы слишком не обидеть «сестренку».
А госпожа Евстафьева, перевернулась в подушки и залилась хохотом.
– Пошутила я. Я же не дурочка, чтоб отцу такое говорить, – она вскочила с постели, застегивая пуговки и затягивая ремешок. – Все, давай сигарету!
Мы закурили, при этом я прислушивался, не раздадутся ли в коридоре шаги графини.
– Дорогая, а ты зачем вообще приехала, просто подыграться или есть еще какой-то шикарный план? – спросил я после первой затяжки.
– Потрахаться – теперь будем это так называть, – она пустила струйку дыма мне в лицо. – Хорошие сигареты.
– Четкие, – я ответил ей тем же.
– А? – госпожа Евстафьева не поняла сленг из чужого мира.
– Четкие, значит хорошие, крутые. Запиши в свой блокнот, – я нажал пальцем на кончик ее носа.
– Да, четкие, очень крутые! Ты что ли не слушал сообщение в эйхосе? Я же сказала, что приеду и мы пойдем в дом Асклепия на Старолужской, – она положила руку на лобок и пожаловалась. – Слушай, а у меня там болит. Может правда целка порвалась? Так глубоко я еще пальцы не засовывала. Если порвалась, это же не будет считаться, что я нарушила клятву, правда? Оно само так вышло.
– Я в вопросах девственности не слишком большой специалист. А что касается клятвы, то… – я выпустил дым в приоткрытое окно, – спроси лучше у папы.
– Дурак еще! – она рассмеялась.
– Объясни дураку, зачем нам идти на Старолужскую? – пока ее замысел был непонятен, но уже имелась догадка: дом Асклепия – вроде там лежит на лечении Лис.
– Мне к Лису надо, – тут же подтвердила она. – Он мне такое в эйхос наговорил. Очень злился за ту ночь, угрожал, что убьет. И сказал, чтобы я к нему пришла. А я одна боюсь. Вот, хочу, чтобы ты его тоже навестил и объяснил ему, что я больше не его девушка.
На первый взгляд визит к Лису в доме Асклепия выглядел полной глупостью, но чуть подумав, я нашел в этой затее огромные плюсы. Во-первых, я гораздо лучше могу объяснить Лису, что госпожу Евстафьеву ему следует оставить в покое. При этом дать понять, что его жизнь стоит очень мало, если он попытается сводить счеты с баронессой. А, во-вторых, это великолепный шанс пообщаться с ним вне стен клуба «Сталь и Кровь». Именно в доме Асклепия при удачном стечении обстоятельств я смогу выяснить, кто и за что пытался убрать меня руками «Стальных Волков». Разумеется, Густов Ковальский не пожелает мне это открывать, но лишь до тех пор, пока я не применю к нему «Гарад Тар Ом Хаур» или, проще говоря, «Инквизитор».
– Уверена, что нас к нему пустят? – спросил я, стряхнув пепел.
– Я знаю, как пройти. Мы так пробирались к его другу – он там лежал после драки. А лежит он как раз в том корпусе, – она отстегнула от пояса эйхос. – Вызываю эрмик?
– Давай, – согласился я. Неплохо было бы хотя бы попить чай. Я не обедал, если не считать бутерброда с сыром, которым перекусил у Айлин.
Но ладно, голод в зачаточном состоянии – штука не смертельная.
Мы вышли из комнаты и уже возле лестницы встретились с Еленой Викторовной.
– Мам, мы с Талией съездим в дом Асклепия. Нужно навестить знакомого, – сказал я.
– Саш, вы с Талией больше не делайте так… – мама остановилась, опираясь на перила. – Ты понимаешь…
Я не дал ей договорить, обнял и сказал:
– Именно, мам, понимаем. И ты тоже понимаешь, что такое молодость правда? Ты и сейчас очень молодая. А если вспомнишь себя в моем возрасте, то…
Графиня смотрела на меня расширившимися, напуганными глазами.
– Да, да, мам. Я не буду говорить словами то, что и так ясно, – продолжил я. – Поэтому расслабься, получай от жизни удовольствие. И помни о том, что твой сын – взрослый. Теперь ему не нужно так много внимания, как раньше. Лучше потрать свою огромную энергию лично на себя.
Я поцеловал ее в щеку и, пока она пыталась яснее понять мои слова, добавил: – Было бы очень хорошо, если бы ты очень осторожно донесла до Евклида Ивановича мысль, что его дочь уже взрослая. Но при этом не говори ничего лишнего.
Сбежав вниз на несколько ступенек, я обернулся и добавил:
– Да, кстати, если детям что-то запрещают, то им это лишь больше хочется. Помнишь, я об этому уже говорил? Не делайте их бедных деток маньяков своими запретами!
У выхода я поздоровался с Антоном Максимовичем, которого еще не видел сегодня, открыл дверь, выпуская госпожу Евстафьеву. Эмримобиль нам пришлось ждать минут пятнадцать – наверное, не стоило его вызывать, ведь до Старолужской всего минут двадцать пешком. Наконец подкатил старый «Енисей-ПС» с зелеными пятнами на тусклой бронзе пузатого корпуса, мы устроились на заднем сидении. Баронесса, сказала извозчику адрес и, когда он тронул машину, положила мою ладонь себе на лобок.
Я сжал его нагло, беспощадно. Талия закрыла от блаженств глаза и произнесла:
– Трахаться! Хочу четко трахаться!
Да, моя «сестренка» немного сумасшедшая. Но мне, Астерию, иногда хочется такую. Меня пьянит ее энергия и чертовщинка.
– Аид дери! Уже?.. – баронесса была разочарована, что поездка закончилась так быстро.
Расплатившись, мы покинули эрмик и прошли шагов триста вдоль решетчатой ограды, свернули к реке и там, за святилищем Асклепия имелся малозаметный проход. Госпожа Евстафьева явно знала это место и уверенно повела меня к среднему двухэтажному корпусу, но не к центральному входу, а к двери с северной стороны.