Васил Левский
Шрифт:
— Васил! Откуда?
— Из Румынии, тетя Христина.
Расспросам, казалось, не будет конца. Уже и сумерки заползли в келью. Монашка спохватилась.
— Ох, что же это я, и не спросила, сыт ли ты, Васил?
— Сыт, тетя Христина. В Карнаре поел. Теперь бы отдохнуть.
— Хорошо, отдохнешь. А дальше-то как?
— В Карлово хочу идти, мать, друзей повидать, ну, а куда потом судьба занесет — не знаю.
— Да я тебя об этом и не спрашиваю, Васил. Не мое это дело. А пока вот что скажу: сейчас спать, а раненько поутру я схожу в Карлово, разузнаю,
Сдвинув с пола плетенный из рогожи коврик, монахиня открыла дверку в подвал.
— Ну лезь, Васил! Покойной тебе ночи!
Васил спустился. Монашка закрыла дверку, вырезанную в полу, и вновь расстелила коврик.
Левский зажег огарок свечки. Слабое пламя осветило койку, у противоположной стены — переносную лестницу. Над ней незаметно прорезанный в деревянном настиле веранды тайный лаз во двор.
Келья монахини Христины в Сопотском монастыре давно служила убежищем для Левского. Причастная к народному делу, Христина знала о революционной деятельности Васила еще с тех пор, как доставала ему одежду монаха, когда он вернулся из Белграда от Раковского. С тех пор она не раз укрывала Васила от преследования.
Под вечер следующего дня Левский вышел из укрытия и зашагал в Карлово. Перед самым городом отсиделся в саду до наступления темноты. Христина сказала, где его ждут друзья, и он шел уверенно. Захотелось взглянуть на родной дом. Стоял он по соседству с дорогой, что вела из Сопота в Карлово, почти на краю города. Защемило сердце при виде низенького дома с пристройкой, где отец, а потом мать красили гайтаны. Заколебался на мгновенье: не зайти ли? Но побороло сознание, что это смертельно опасно. Дом его под наблюдением турок. И он прошел мимо родного гнезда с таким видом, будто оно ничего не сказало его сердцу.
Тихими улочками пробрался он чуть ли не через весь город, в его болгарскую часть. Здесь, у Стара-реки, в доме Ганю Маджереца его поджидали. Только переступил порог, как попал в объятия матери. Предупрежденная, она пришла сюда повидаться с сыном.
Ночь пролетела в разговорах, а в тот утренний час, когда карловчане потянулись в поле, ушел и он. В Карлове, где его так хорошо знают, ему нельзя долго оставаться.
Привычным путем зашагал Левский в Калофер. Сколько раз ходил он по этой дороге с дядей, собирая пожертвования на монастырь?
Вспомнилась ночь, проведенная в селе Митиризове, и та ужасающая бедность, которая так возмутила его юную душу. Захотелось навестить тот гостеприимный дом, под кровом которого впервые была отчетливо им понята вся глубина задавленности родного народа.
Вот и село. Все те же жалкие халупы, все те же шелудивые псы, голодные и злые. Как и в прошлый раз, из хатенки вышел согбенный нуждой человек. Левский пристально вгляделся в его лицо, но оно ему ничего не сказало.
Опять суетилась хозяйка, стряпая незатейливую еду. Васил напомнил о том вечере, когда он с дядей сидел здесь у камелька.
— Когда это было?
— Лет двадцать назад.
— Давненько... Отец бы вспомнил, а я тогда мальчонкой был.
— А где отец?
—
— А человек, выходит, терпеливее осла оказался? — сказал Левский, испытующе поглядев на молодого хозяина.
— Отцы терпели...
— А дети?
— Дети не хотят от голода умирать, на чужом хлебе из милости жить.
— Это верно: чужой хлеб зубы крошит. Но человек должен есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть.
Не в сытой жизни счастье. Есть цели более достойные человека.
Крестьянина заинтересовали слова незнакомца. Широко раскрыв глаза, глядел он на него, как бы пытаясь разгадать, кто перед ним.
— Откуда ты? — спросил он гостя.
— Из Карлова.
— Из Карлова? Вот как... А не знаешь ли ты карловского дьякона?
— Это какого дьякона?
— Который людям о свободе говорит вот так, как ты. Есть ли такой дьякон, или люди его выдумали?
Разговор пошел откровеннее. Левский сказал крестьянину:
— При встрече с людьми, которым доверяешь, говори, что есть на свете дьякон из Карлова и что он не один. Он и много его друзей ходят по селам, чтобы будить народ. И ты можешь стать его другом, его помощником. Настанет время, и к вам в село придет дьякон или пришлет своих товарищей. Готовься сам и готовь других к тому часу.
В глубоком почтенье склонился перед гостем крестьянин:
— Все сделаю, как ты говоришь. Скажи дьякону: в Митиризове у него будет много друзей.
...Знать, глубокий след оставило посещение Левского маленького подбалканского селенья. Когда сбросят жители его турецкое рабство, они вспомнят карловского дьякона, который звал обездоленных на борьбу за свободу, и назовут свое село именем его: Васил Левский.
Далеко за околицу проводил крестьянин гостя, а прощаясь, сказал:
— Будь осторожен! Слышали мы, что турецкие власти ищут того дьякона под каждым камнем, под каждым кустом.
Знал это и Левский. И как ни осторожен он был, враги выследили его. В Калофере друзья рассказали о подозрительных действиях властей и посоветовали, не мешкая, идти дальше, в Казанлык. Учитель Иван Фетваджиев, давний товарищ Левского, такой же голубоглазый блондин, дал ему свой паспорт.
— Я у турок пока не на подозрении, иди под моим именем.
Тревожные слухи подтвердились. Не успел Левский расположиться в хане старой Ганы, что стоял у въезда в Казанлык, как нагрянули полицейские. Но бабушка Гана, предупрежденная, знала, какой постоялец прибыл к ней, и быстро приняла меры к спасению его.
— А ну-ка, живо лезь сюда, — указала она на ворох натканного ею полотна, а сама села за стан.
В комнату влетел полицейский:
— Кто у тебя есть посторонний? Говори!
— Не привел бог сегодня ни одного приезжего, господин начальник. Если так и дальше пойдет, придется закрывать хан. Да что я заболталась, старая? Такой гость, а я его баснями угощаю. Прошу отведать чашечку кофе, рюмку ракии.