Василий Аксенов — одинокий бегун на длинные дистанции
Шрифт:
Но — как им удалось не убить ленинградцев?
Неужели этот неубиенный, неистребимый город оснащает лица людей — светом?
Ведь не было возможности — особенно у Ленинграда — выжить?
Откуда опять берутся лица и души?
Неужели есть таинственный и неведомый нам приток?
Анастасия Ивановна Цветаева (я топала при ней ногой: зачем не объясняет, в книге, почему, по какой именно причине, она узнала про смерть М.Ц. — через два года, неужели два ее ареста — ничего не значащая одна деталь) — А.И. подлинно и совершенно верует в Бога, она считает все это благом.
Для
Смысл же (это трезвости любви Софьи Исааковны, Юдифи Матвеевны и — моей) в упреке, с которым никто не смеет обратиться к А.И., не должен сметь: куда девались маленькие подробности (всеобщая гибель и разлука)? зачем было печатать вторую часть книги ценой таких недомолвок? (ты читал ли? прочти)
Но А.И., конечно, видит в этом другой, высокий, смысл, и одно ее описание, как она узнает о смерти сестры, может быть, важнее недоумения непосвященных: почему — через два года? и где? (а ей еще предстоит второй арест и последний обыск, который смел уже все, кроме этой вот «книжечки», взятой из кармана фартука).
А.И. — благодарит ее сажавших как исполнителей Божьей воли (она им так и говорила, к их удивлению), но за себя лишь можно так благодарить, за других — нет, все-таки — нет.
Передаю вам благословение А. И., под которое всегда склоняюсь, когда крестит перед нашим (с Борькой) уходом: «Я — лишь молюсь за вас, да хранит и благословит Бог вас, ваших детей и СОБАКУ».
А.И. мне заметила: «Вы слово «собака» пишете с большой буквы, а я все слово — большими буквами. Она (как и М.И.), надеюсь, это ничему не противоречит, СОБАК считает ниспосланными и заведомыми небожителями.
Пока распространяю на вас, на детей, на СОБАК это ее благословение, но сразу же стану еще писать вам, потому что на этот раз (если с Черненко ничего до завтра не случится) — оказия к вам не сорвется.
Васька и Майка,
не знаю, сколько у вас времени, а в Переделкине — двадцать минут шестого часа все того же дня февраля.
Еще про Анастасию Ивановну Цветаеву.
Я была — в отчаянии, как может быть лишь в письме сказано, что испугала ее уверением в том, что это вам (ей) — весть.
(Вы обязательно возьмите ее «полную» книгу воспоминаний, где вот про лагерь, про… — опущено по ее каким-то высоким, конечно, соображениям, да и кто может укорить ее.)
Это: не выкидываю, посылаю.
Все-таки звоню: «Анастасия Ивановна! Вот — собака около телефона».
Целует в телефон собаку. «А кошки — у вас есть?»
«В Москве. Здесь не могу, птицы едят под окном».
А.И. рассказывает:
«В лагере, еще в том бараке, у меня был кот…»
Далее — своими словами: был кот, но возлюбил А.И. — и по причине задушевности и по той, что она его — она его — кормила, сама — не ест, и кот этот тяпнул птичку (не спросила — какую именно), А.И. успела выхватить птицу, которая показалась ей — полуубитой, положила за пазуху ватника и пошла, вместе с другими, на близлежащую товарную станцию, где ей следовало разгружать или загружать вагоны, это мне не сказано.
А.И. взяла бездыханную птичку и положила ее на (буфер, что ли) — пусть кто-то, пусть бездыханный, — уедет отсюда.
Состав тронулся, птичка очнулась и взлетела, и полетела.
Кот, как вы и сами понимаете, — как и я знаю всей душой, — ни в чем не виноват.
Более я писать не стану. Я — не безумна, просто редко разговариваю с вами.
Сейчас же во что-нибудь положу и заклею.
Иначе — не пошлю!
Сколько я сожгла писанного вам (и сейчас пойду).
Я же — уеду в Тарусу. Еще учтите, что в то воскресенье — оказии не случилось. Зато — завтра.
Все события — пусть хоть такие.
Прощаюсь, простите, люблю,
ваша бедная Белла
Васька и Майка!
Вчера ходили с Лизкой в лес.
Заблудились в трех соснах. (Оказалось, что она знает три сосны, она «бегает», — как ты, с меньшим успехом.)
Она — вывела меня на дорогу. Говорит: «Пойдем этим путем, ты-то помнишь, где жили дядя Вася и тетя Майя?»
Я говорю: «Теперь этот дом меня не интересует».
№ 17? Номер дома я увидела при полной Луне.
Лиза: «Вот дом дяди Васи и тети Майи».
Засим прощаюсь.
Дорогие Белка и Борька!
Несколько дней назад умерла Би Гей [474] . Мы ее еще застали, когда поехали на мартовские каникулы во Флориду. Впрочем, она была уже почти в агонии, только лишь временами из нее выныривая. В один из таких моментов Пик нас позвал в спальню. Она нас узнала и прошептала: Thank you for coming. I lоve you so much… Пик тогда попросил меня рассказать ей о твоем письме и о цветаевском блокнотике. (Ему я уже подробно об этом рассказал.) Би Гей эту историю выслушала очень внимательно и прошептала что-то вроде it’s great и, как мне показалось, с каким-то ощущением причастности.
474
Жена Пика Литтела, ранее встречалась в тексте как Бигги.
Между прочим, она очень гордилась стихом, который ты ей прислала и несколько раз раньше при встречах и по телефону мне говорила, что все поняла, но не может перевести название «Звук указующий» и просила меня найти что-нибудь подходящее. Я в конце концов ей сказал, что это можно перевести, как The Guiding Sound, и она сказала, что вот теперь все понимает.
Забавная деталь на фоне этой трагедии. Когда мы вошли в спальню, за нами проскочил и Ушик. Встал на задние лапы и лизнул Би Гей в руку. Она ему улыбнулась и сказала: sweat baby… Вот уж, действительно, эти собаки — ты права — небесные создания!