Василий Каменский. Проза поэта
Шрифт:
Тебе — мои глубинные таланты, яркокрылые, раздольные песни — во славу твою океанскую, миротрепетную.
Тебе — мои силы все без остатку — твоей отдаю вечной борьбе за вечную волю.
Я чую, я верю, я жду — скоро грянет победный час — и совершится великое чудо: богатырский Русский Народ пасхальнозвонными, семицветными радугами раскинет свои вольные дни по Русской Земле и сотворит жизнь, полную невиданно-неслыханных
Я жду и готовлюсь.
Из сердца России разливно течет Волга, завершая бегучий путь океаном Каспийским.
Яснобедрые звонкие берега любовно берегут течение обетованной реки.
На веки верные сторожа — горы Жигулевские не дадут в обиду славу знатную, чудороссийскую, червонную.
А Великий Народ Русский, населяющий землю приволжскую, жил сыздавна, живет на здоровье сегодня и несокрушимо будет жить впредь — бурным расцветом сил своих матерых, землеродных, бурным разливом талантов своих самоцветных, бурной любовью своей неизменно-истой к России Вольной, к России Коренной, к России Чугунной, к России Молодецкой, к России Нашей.
(Из предисловия к первому изданию романа. Москва. 1915 г.)
Алёна
В голубиный, полетный, хрустальный полдень весны, на берегу Дона, далеко от людей, на животе лежал молодой Степан, старший сын атамана донского, на песчаном бугре, у кустов, и расцветно смотрел. Рука застыла на гуслях.
На берег прибежала юная казачка Алёна — знатная красавица черкасская — гибкостройная, русокудрая, небоглазая, вся трепетная, вся лебединая, вся призывная.
Алёна осмотрелась кругом и, не заметив лежащего Степана, скинула с себя легкое одеяние и с визгом стала бегать по горячему сыпучему, червонному песку, пересыпая его со смехом из горсти в горсть и раскидывая вокруг.
Алёна ложилась на песок кверху животом и весело перекачивалась с боку на бок. Или вдруг вскакивала, выпрямлялась изгибно тростиной, протягивала тонкие руки к солнцу и обнимала лучистое тепло благодарно и медленно-лениво. Или забегала в реку, и плескалась там, и выбегала в брызгах.
Степан смотрел бурно. И будто не смотрел, а жадно-ненасытно пил большущими глазами. Пил. Пил.
Смуглое, гибкостройное, царственное, девичье тело Алёны родилось для Степана чудесным чудом, дивным дивом, невиданной венчанной красотой.
В наклонениях стана, в очертаниях рук, в изгибах ног, в округленностях груди и плеч, в гордой высоте небоглазой головы, несущей на себе будто утрохрустальную поющую птицу, — Степан увидел свою судьбу — свою невесту.
И сказал себе решение:
— Алёна будет женой моей.
Сам знатный своей красотой, силой, удалью, гуслярскими песнями, — он верил заранее в согласие Алёны, и прямой, и ярко-цветной, и солнце-радостной ясно открылась дорога дней впереди.
И когда вдоволь набаловалась, накружилась, натешилась своей девичьей юностью Алёна, когда заметно устала от весенних радостей, и усталая легла на песок перед солнцем и задумалась, Степан поднялся, встряхнул золотом кудрей, взял свои гусли и плотно подошел к Алёне.
Вздрогнула Алёна, хотела вскочить; но видно не хватило сил, и она закрыла румяное лицо руками от стыда. И затихла…
Степан стал на колени:
— Алёна, ты судьба — невеста моя.
Она молчала.
— Алёна, не стыдись меня.
Она молчала.
— Алёна, откройся и взгляни.
Она молчала.
Степан нагнулся к ногам и поцеловал ступни ее.
— Целую счастье венчанное.
Алёна чуть шевельнулась от огня поцелуйного.
— Алёна, нас благословляют солнце, песок и Дон. Ты сама пришла к суженому. Я ждал тебя.
Она молчала.
Степан снова нагнулся и поцеловал колени невесты.
Алёна встрепенулась. Грудь стала часто подниматься.
— Алёна, ты только одно судьбинное слово скажи мне, скажи: «да».
Тихо, чуть слышно, но жгуче-твердо Алёна решила:
— Да.
— Алёна моя.
— Степан мой.
— Невеста.
— Жених.
— Дорога.
— Путь.
— Лебедь.
— Сокол.
— Ветка над головой.
— Горячий песок.
— Откройся.
— На.
— И вот утро — и вот счастье.
— День желанный.
— Дай прикоснуться.
— Люблю тебя.
— Люблю.
— Жена.
— Муж.
Солнце лилось на землю, нестерпимо жарко раскаливая песок.
Дон катился разливно, бирюзовно.
Чайки играли в небе молниеснежные.
Гусли лежали спокойно. Ждали.
Так рождалась любовь на золотом берегу.
Так Алёна стала женой Степана.
Жизнь звала
Думно думал вольный казацкий сын Степан.
Да и впрямь заполнилось сердце в печалях неизбывных, неизлютных, неизгаданных.
Ходил по сыпучему берегу Дона с своедельными гуслями, распевал песни, какие сердце рождало. Валялся у воды. Листья смородины жевал. Птиц слушал. К шелестинности дубовой прислушивался. Удивлялся солнцу жизнедатному. Падал в траву душистую, жадно травянистый аромат вдыхал.
Ветром улыбался донским волнам.
И опять удивлялся всему на свете.
По струнам гусельным, как по своим кудрявым волосам, легкой рукой проводил и откликался отзвонким, мягким, степным голосом.
Песни складывались вольно и цветисто.