Василий Теркин
Шрифт:
До него доходило через дядек, что директор его хвалит за трудолюбие, за нежелание поступить на положение привилегированных больных, читать книжки, ничего не делать, жаловаться и всячески надоедать.
Его и не тянуло к книжкам. Они ему напомнили бы только ненавистную школу. И разговоров с образованными больными он избегал, хотя многие лебезили, выспрашивали его, клянчили папиросочку, приставали с разными своими глупостями, ругали докторов.
На нескольких он дал окрик, и его сторонились.
Так
Своим старикам он писал каждый месяц по нескольку строк, успокаивал их, но воздерживался от всего, что могло показаться подозрительным, слишком умным и складным для душевнобольного.
После Нового года старший ординатор обменялся местом с врачом, приехавшим из Петербурга.
Теркин, как только тот в первый раз пришел к ним в камеру и задал ему два-три вопроса, почуял, что это — будущий враг. стр.65
Его потрясло и то, что психиатр, по фамилии Несветов, напоминал учителя Перновского и тоном и даже лицом. И он оказался "из кутейников".
Предчувствие не обмануло. Несветов узнал историю юноши и выбрал его предметом своих упорных наблюдений.
По нескольку раз на неделе он начал подвергать его настоящим допросам.
Теркин увидел, что Несветов не верит в его психическую болезнь и хочет ловить его на противоречиях научного характера.
Но какие это противоречия? Он не мог знать. Книжек по психиатрии ему не доводилось читать, а здесь их ему и подавно не дадут. В них он, разумеется, нашел бы, что с чем вяжется и каких проявлений держаться, если остановишься на одном каком-нибудь типе умопомешательства.
Когда Несветов взбесит его ехидным вопросом, он пускал в ход возбуждение, болтал всякий вздор, вроде своего приятеля Капитона; доходил раз до попытки на большую «ирритацию». Но на другой день проницательный психиатр сказал ему:
— Теркин! вы недостаточно искусно притворяетесь. У вас то из одной оперы, то совсем из другой… Лучше было бы сознаться по доброй воле; а то не нынче завтра вас освидетельствуют построже.
Он это сказал с глазу на глаз и директору вряд ли докладывал в таком именно смысле. Опасность росла с каждым днем. Стал он замечать, что и директор иначе с ним держится и совсем не те вопросы задает, как прежде.
Злобное чувство, сродни тому, что жило в нем и тогда еще к Перновскому, подсказало ему доказать психиатру свое безумие.
Ударить его чем ни попало сзади по мозжечку так, чтобы психиатр сам попал в сумасшедший дом… Что ему за это будет? Он — невменяем; иначе зачем же его держать здесь? Ну, подержат в секрете, и все обойдется; просидит он лишний год, зато никто уже не будет сомневаться, здоров он или болен… Это лучше, чем подбить другого, хоть бы того же Капитона. И тому новый доктор не нравился.
Но врач был прозорлив. И он почуял в свою очередь, какие чувства возымел к нему Теркин, и стал донельзя осторожен. стр.66
Одно время и совсем его как бы не замечал.
Директор к посту уехал в командировку за границу осматривать образцовые дома и лечебницы; вернуться должен был уже к Троице. Несветов заступил его место.
Когда директор прощался с больными, он Теркину сказал, глядя на него пристально:
— Вашим физическим здоровьем я доволен. Может быть, и вообще вам достаточно сидеть у нас…
"Понимай, мол, как знаешь!"
Несколько ночей ломал себе Теркин голову: не начать ли самому проситься на выписку? Но он боялся, что Несветов подставит ему ногу.
Через неделю, не больше, Несветов пригласил местного крупного чиновника по медицинской части, подвел его к Теркину и стал задавать самые коварные вопросы.
Отвечать на них здраво Теркин не решился и повторил опять один из своих приемов: то молчал, то возбужденно болтал.
Доктора переглянулись, и в конце месяца его освидетельствовали. Несветов дал от себя подробный отзыв, что он считал Теркина притворяющимся с самого поступления в сумасшедший дом.
Он ссылался и на мнение директора. Другой ординатор подтвердил это.
На освидетельствовании Теркин держался ловко — целый год ученья не пропал даром. Но обличителю удалось убедить членов присутствия: его признали притворно больным и выдали опять на руки начальству.
От "волчьего паспорта" Теркин не ушел. Его выслали в село по этапу и выдали волостным властям, закоренелым «ворогам» его приемного отца, тогда совсем больного, впавшего в бедность, разоренного непомерными поборами с его домишка и заведения, шедшего в убыток.
И все испытанное прежде стушевалось перед тем, через что прошел он на родине, в селе Кладенце.
XVII
Ни отца, ни матери к нему не допустили, продержали больше недели в холодной на хлебе и на воде и повели в правление сечь. стр.67
Никогда его не наказывали розгами ни дома, ни в гимназии. И каждый раз, как он вспомнит всю сцену этой экзекуции, кровь бросится ему в голову и в висках забьются жилы.
Пустая горница в старом графском «Приказе», с лавками по стенам, два окна против двери, икона в правом углу. Серенький холодный денек. Горница не протоплена, и в ней он вздрагивает и видит на полу два пучка розог.