Васина сказка
Шрифт:
Навстречу в ногу со мной спешили люди – казалось, все они поцелованы нежданной весной. На перекрёстке, правда, какой-то бомжеватый дед толкнул плечом, да еще и выругался вслед, но для меня, по ощущениям, бульдозера, такие мелочи ничего не значили. Я думала о том, как буду искать хозяина окурка, и фантазия вмиг донесла меня до верха карьеры элитного сыщика по таинственным делам. Быстро, правда, вернула на место, в набитый людьми вагон метро.
С самого утра начальница Катя навалила столько срочной работы, что я не смогла выслюнить даже десять минут на поход за утренним кофе, и Ритка, добрая душа, принесла наши порции в этой картонной подставке на две чашки, которая похожа на контейнер для куриных яиц. На вопрос о визите в
Я спустилась на первый этаж и медленно побрела вдоль витрин. Без мыслей, идей и образов. И вдруг вспомнила, что две недели не разговаривала с родителями и, кажется, полгода не была дома. Полгода! Вдохнула это слово, и в голову, словно разреженный горный воздух, ударила тёплая сырость родных мест. Взорвалась внутри вспышками рыжих осенних листьев, облупленных резных наличников, кривыми хрущёвками и пузатыми автобусами, выезжающими прямо из детства.
Я оглядела мир сверкающего стекла вокруг и ощутила себя речной рыбкой, что изумлённо озирается по сторонам в пустом хрустальном графине. Магазины, кафе и мелькающий сквозь них офисный планктон показались чужими, пугающими. Пол из прессованной крошки под мрамор зашатался под ногами, словно палуба. Вдали спасательной шлюпкой болталась деревянная скамейка. Для устойчивости тяжело переставляя ноги, я двинулась к ней и, наконец добредя, с облегчением рухнула. Пространство понемногу угомонилось.
Вдруг я поняла, что сижу напротив наших «Салатовых стаканчиков». За барной стойкой орудовал Никита. В общем шуме не было слышно, что делается внутри, и всё происходящее выглядело, как сеанс немого кино. Я расположилась поудобнее и стала наблюдать.
Никита отпустил капучино клиенту и, в отсутствие новых, занялся текучкой: пересчитал оставшиеся стаканы, распаковал новую партию. Протёр стойку, сел на стул у кофемашины, нырнул в телефон. Зашла девушка. Стоит, ждёт. Никита её не видит. Наконец она что-то ему говорит, он отрывается от экрана, видимо, извиняется, принимает заказ. На лице дежурная улыбка. Боже мой, неужели это русский человек? Наверное, у него есть американские корни (а у американских корней какие на самом деле?). Не может наш земляк так вот спокойно лепить на фейс ослепительные «я так рад вас видеть!» и «чего изволите?», не испытывая при этом мук совести. От неестественности. Может, по вечерам он колотит боксёрскую грушу?
Девушка так и ждёт свой большой латте, судя по соотношению кофе и молока. Постукивает пальцами по столешнице. Кажется, наш блистательный гарсон нервничает, пытается успеть быстрее. Клиентка получает то, что хотела, и удаляется. Никита плюхается на стул, хмурится и снова погружается в телефон.
Кто он? Откуда? Куда идёт? Почему он стал бариста? Кажется, занимается этим недавно. Работает неуклюже, очень сосредоточен во время процесса. Старается. Чего он хочет дальше? Стать управляющим кофейней, а потом директором всех управляющих кофеен сети? Чтобы потом на мотивационных встречах компании рассказывать, что начинал с парня за барной стойкой? И это сделало его несгибаемым, и теперь он знает весь процесс от начала до конца, от чашки капучино с корицей до того, как открыть
Вытряхнул кофе из лоточка с такой досадой… А почему я вообще на него ополчилась? Что нас с Маринкой задело? Ну, новый сотрудник. Мало ли, может, наша любимая девушка уволилась или отлучилась по неотложным делам. Ну, не убил же он её и съел, правда. Вспомнила! Он взбесил меня своей «модностью»… Но в конце концов почему, что в этом такого преступного?
Никита продолжает лихо пинать рабочие инструменты, переставлять с места на место стаканы с ложками, баночки с корицей и тёртым какао, бутылки с сиропами. Нервничает. Почему-то мне приятно смотреть на это. Может, когда я вижу привычные эмоции – настоящие, не глянцевые, ощущаю, что он такой же, как я. Такой же живой. Устающий, злящийся, не принимающий внешнее великолепие…
Экран смартфона вспыхнул сообщением: «Вася, где бродишь? Поздравляю, ты прошла испытательный срок!»
Я долго смотрела на светящиеся в полумраке далёкого дневного света буквы, потом экран погас. На душе стало как-то смутно, и мне это не понравилось. Потому что нужно радоваться. Классно же! Испытательный прошла! «Так откуда взялась печаль?», как пел Виктор Робертович. Посмотрела на стеклянную стену, которая тянулась до самого выхода. В голове мелькнуло глупое «теперь это мой дом». Медленно, с ощущением собственного грустного превосходства, как королева, которую только что заставили править до смертного одра, а это значит, ни свадьбы по любви, ни перемены участи, я встала и вошла в кофейню. Казалось, я плыву внутри киноплёнки, и все это – плод фантазии современного режиссёра, что насмотрелся французов новой волны. Катино сообщение так и осталось неоткрытым, я тянула время до прочтения и соответственно ответа. Никита поднял на меня глаза и почему-то не изменил выражения лица.
– Привет, – сказала я неожиданно легко и тепло, как старому другу.
– Привет, – чуть кивнул он.
– Можно, пожалуйста, капучино…
– Можно или нельзя – решаешь ты, – улыбнулся он. Как-то не по-американски. Я улыбнулась в ответ:
– …И вот это безумие с кремом.
На корзинку с малиновым вареньем и тонной белкового крема, похожей на парик мадам Помпадур, я смотрела с первого визита в «Салатовые стаканчики». Но так ни разу и не решилась её взять: то думала о фигуре, то о цене – 170 рублей все-таки. Видимо, момент настал.
Никита покосился на корзинку и принялся готовить кофе. Мне хотелось, чтобы никто не заходил сюда хотя бы пару минут. Чтобы я могла поделиться с ним этими странными чувствами. Как со случайным попутчиком в поезде, которому так и тянет излить все душевные метания до донышка. Казалось, что никто, кроме этого парня, который злится на кофемашину и улыбается всем и каждому, не поймёт меня. Потому что я и сама себя не понимала.
– Я только что прошла испытательный срок, – сказала вдруг.
В ответ раздался шум измельчаемых зёрен. Глупость какая. Зачем ляпнула.
– Поздравляю, – через вечность отозвался он, – рады?
– Да вот не пойму.
– Все-таки определённость, – он принялся взбивать молоко. – И ещё это значит, что вы не облажались. Я вот не знаю, захотят меня держать здесь или нет.
– По-моему… – начала я, собираясь вывалить на него дежурные бесцветные одобрения.
– По-моему, я разлил уже тысячу кружек кофе. Вся моя одежда пахнет кофе… – Он осёкся. Я улыбнулась, чтобы показать, что совсем не против всех этих подробностей.
– А моя одежда, наверное, пропиталась штампами.
Он непонимающе взглянул на меня.
– Текстовыми штампами. Фразами, которые всем приелись: «придётся по вкусу», «не заставит себя долго ждать».
– Чем ты занимаешься? – спросил он.
– Копирайтер в «Цифрозавтра».
Он достал из витрины корзинку, водрузил на барную стойку и повернулся к кассе, чтобы пробить заказ. Я смотрела то на корзинку, то на Никиту, и впервые за долгое время казалось, что я дома.
– 270 рублей, – сказал он и протянул аппарат для считывания карт.