Ватерлоо Шарпа
Шрифт:
Шарп ударил по бокам лошади каблуками, та подалась вперед, и палаш его заработал, как топор. Клинок отколол длинную щепку от подставленного мушкета, потом опустился снова, прорвав медвежью шапку и бросив француза на колени. Штык вонзился в грудь лошади, та попятилась и заржала, но тут вокруг Шарпа замелькали красные мундиры идущих в атаку англичан. У Личных волонтеров Принца Уэльского был к французам неоплаченный счет, и они вгрызались в бессмертных Императора с яростью людей, которые стремятся обелить себя за проявленную минутную слабость.
Лошадь Шарпа была ранена, но не смертельно. Она ржала от боли или страха, а седок, отбив палашом мушкет врага, нанес французу укол в лицо. Тот отпрянул от лезвия, потом упал под штыками двух англичан, оскалившихся от усилия, с которым протыкали толстый синий мундир. Противник дрогнул и попятился назад. Колонна была построена так плотно, что французам не оставалось места, чтобы размахнуться как надо. Парни Шарпа разили насмерть, наслаждаясь жесткой музыкой убийства: выпад, удар, проворот, шаг через мертвеца. Лошадь полковника споткнулась о тело, и он взмахнул палашом, чтобы обрести равновесие. Гребень окутывали миазмы крови, пота и порохового дыма. Оглушительный треск оповестил, что Харпер разрядил свою многостволку в прямо в гущу гвардейцев, и теперь ирландец пользовался путем, расчищенным его пулями. Дорогу он расширял, орудуя штык-ножом, сопровождая каждый удар гэльским военным кличем.
Лейтенант Доггет, не слезая с лошади, выкрикнул солдатам приказ расступиться и бросил коня прямо на строй французов, тыча тонкой шпагой. Он бешено вопил, стараясь спрятать под этим криком терзавший его ужас. Перед Шарпом, вздымаясь над медвежьими шапками, парил Золотой орел. Шарп заработал палашом, но французы стояли так плотно, что пробиться к трофею не было никакой возможности. Он выругался, убивая солдата, погрузил клинок в усатое, загорелое лицо и наискось выдернул его обратно, располосовав бедолаге щеку.
— Орел! Орел! — кричал Шарп, потом разразился проклятьями в адрес тех, кто преграждал ему путь. Вокруг Шарпа сверкали штыки. Вдруг блестящий штандарт исчез: он скрылся за гребнем холма, когда Императорская Гвардия начала отступать. Барабаны смолкли, и непобедимая, бессмертная Гвардия Императора побежала.
Да, они бежали. Еще миг назад они пытались сражаться, но тут раздались крики, что день потерян, и французы в страхе и ужасе повернули свои усатые физиономии прочь от этих чертовых штыков, а «красномундирники», обезумевшие от крови, словно охотничьи псы, молча смотрели, как бежит элита вражеской армии. Гвардию побили остатки этих одетых в красные мундиры убийц, выскочивших из грязи, чтобы растоптать славу Императора.
— Не давайте им возможности остановиться! — повелительный голос раскатился над дымом и хаосом. Герцог, объезжая на галопирующей лошади свои победоносные батальоны, пристально глядел вслед бегущим французам. — Не позволяйте им остановиться! Вперед! Сметем их!
Как всегда, в голосе герцога слышалось неудовольствие, будто его люди, только что сотворившие чудо, разбив Гвардию Императора, разочаровали его, не превратив победу в разгром. И как всегда, глаз герцога не упускал ничего, и он не забыл начисто о благодарности в этот трогательный момент.
— Мистер Шарп! Я у вас в долгу. Это теперь ваш батальон, так что ведите его вперед!
— Батальон! — у Шарпа не было времени наслаждаться своим торжеством. Ему надлежало выровнять свою линию по отношению к долине, где собирались французы, и откуда вскоре, без сомнения, начнется их следующая атака. — Легкая рота, стоять! Правый фланг, вперед. Марш!
Батальон снова делал захождение перед лицом врага. Они не церемонились с убитыми и умирающими французами. Кто-то призывал мать, жалобно завывая, пока удар штыком не успокоил его. Раненая лошадь, с окровавленным крестцом, пронеслась перед Шарпом.
— Батальон, приготовиться! — сержанты и капралы эхом разнесли команду Шарпа. Тот не знал, кто из офицеров остался в живых, но видел Саймона Доггета и слышал голос Харпера, потом дым над гребнем рассеялся, Шарп подвел батальон к началу склона, и они, остолбенев от изумления, увидели, что атаки французов не будет, противник не только не возвращается, он обратился в бегство.
Битва была выиграна, и по всему окутанному дымом полю вражеская пехота бежала. Гвардия, непобедимая, бессмертная Гвардия была разбита, а если уж Гвардия уничтожена, то ни один француз не мог считать себя в безопасности, и паника овладела всей армией. У французов оставалось еще много войск, более чем достаточно, чтобы смести британцев с гребня, но эти войска видели, как бежала Гвардия, и паника распространялась как пламя. Вся армия бросилась спасать свои жизни. Немногие старшие офицеры пытались остановить французов, но несколько минут залпового огня и стали — и победа обратилась в кошмар, и французы побежали, за исключением нескольких храбрецов, пытавшихся удержаться у подножья склона.
Граф Аксбридж, столь же успешно расправившийся с кавалерией герцога, как маршал Ней расправился с кавалерией Императора, натянул поводья рядом с Веллингтоном. Тот внимательно наблюдал за немногочисленными вражескими подразделениями, еще готовыми сражаться.
— Проклятье! — выругался герцог. — Ставка на пенни, риск на фунт!
Он снял свою украшенную четырьмя кокардами шляпу. Каким-то чудесным образом солнечный луч проложил себе дорогу сквозь дым и тучи и брызнул на герцога в тот момент, когда тот замахал шляпой, призывая всю линию британцев двинуться вперед. Им теперь предстояло очистить от французов не просто гребень, а все поле боя. Весь день они держали оборону, теперь настал час ударить по врагу.
— Вперед! — взывал Веллингтон. — Вперед! Не давайте им остановиться! Вперед!
И они шли. Потрепанные, нестройными шеренгами, они, наконец, наступали. Где-то волынка заиграла дикий шотландский напев, и неровная линия «красномундирников» шла вниз, к долине, чтобы нанести врагу последний удар. На французской стороне выстрелили несколько пушек — жалкое утешение неудачника в час поражения.
Одно из ядер пронеслось мимо герцога и ударило графа в правое колено.
— Боже мой, мне оторвало ногу!
— Неужели? — и герцог галопом погнал лошадь вперед, где маршировала его пехота. — Вперед! Не давайте им остановиться! Вперед!
Полуживые от усталости солдаты шли вниз по склону, который защищали весь день. Медленно, словно не веря, они осознавали, что победили. Они победили, ей-богу, они победили! А на востоке небо осветили вспышки новых орудий, и закатное солнце играло на темных мундирах войск, обрушившихся на дальний фланг французского склона. Пруссаки, наконец, пришли.
Полк английской легкой кавалерии, который берегли, чтобы прикрывать отступление, теперь направлялся вперед, чтобы пожать плоды победы.