Вайдекр, или темная страсть (Широкий Дол) (др. перевод)
Шрифт:
Мы повернули лошадей и ускакали. Я чувствовала, как глаза Ральфа провожают нас, но теперь это наполняло меня не радостью, а стыдом. Я скакала неловко, чувствуя свою спину, и моя кобылка, как будто понимая это, беспокоилась и прядала ушами.
Конечно, я была гордой, но я все-таки была еще молодой и чувственной, а со дня нашего последнего любовного свидания с Ральфом прошло уже много дней.
Сейчас наш путь пролегал по той дороге, где я впервые, еще маленькой девочкой, увидела панораму Вайдекра, — эти места мы с Ральфом особенно любили. Пока лошади скакали буковой рощей, перед моими глазами вставали долгие ленивые дни, которые мы проводили вместе в тенистых лощинах,
Здесь, всего в нескольких ярдах от того места, где стоял сейчас мой конь, Ральф лежал как статуя, пока я нежно раздевала его и ласкала язычком и кончиками волос все его тело. Он стонал от желания и от усилий лежать неподвижно. В свой черед он нежно опрокидывал меня на траву и медленными, осторожными поцелуями, казалось, впитывал в себя каждый дюйм моего обнаженного тела. И только когда я буквально рыдала от желания, он брал меня.
Вспомнив, как я сгорала во влажном пламени наслаждения, я искоса взглянула на брата, недовольная тем, что он прервал мое лето с Ральфом, это чудесное лето, когда папоротники стояли вдвое выше нас и только летящий высоко в поднебесье сокол мог видеть нашу наготу.
Я вдруг сказала:
— Мне надо назад, Гарри. Я не совсем хорошо себя чувствую. Это один из моих обычных приступов головной боли.
Брат с удивлением посмотрел на меня. Я почувствовала легкое сожаление, что он так легковерен.
— Беатрис! Позволь, я провожу тебя домой.
— Нет-нет, — продолжала я притворно. — Не порти свою прогулку. Я поеду к Мэг и попрошу у нее целебного чая. Она так хорошо умеет его заваривать.
Не обращая внимания на его протесты и тревогу, я развернула лошадь и поскакала обратно. Я чувствовала, что Гарри провожает меня глазами, и старалась держаться в седле так, как будто каждый шаг лошади причинял мне неимоверную боль. Но, едва оказавшись под защитой деревьев, я выпрямилась и поскакала кратчайшей дорогой к домику Мэг. Ральф сидел у дверей, прилаживая к капкану пружину, его собака вытянулась рядом у его ног. При одном только взгляде на него мое сердце задрожало. Он услышал звук копыт и отбросил работу в сторону. Его улыбка, с которой он подошел к воротам, чтобы встретить меня, была легкой и радостной.
— Устала от своего высокородного брата? — спросил он. — Я чувствовал себя просто пылью на дороге, в сравнении с ним.
Я не улыбнулась в ответ. Контраст между ними обоими был слишком велик.
— Мы поскакали к холмам, — объяснила я. — Там столько наших с тобой мест. Я скучаю без тебя. Пойдем на мельницу?..
Он кивнул, как бы подчиняясь приказу, и улыбка ушла из его глаз. Я привязала кобылу к воротам и последовала за ним по тропинке. Едва за нами закрылась дверь, Ральф обернулся, обнял меня, как бы желая что-то сказать, но я потянула его вниз на солому и настойчиво попросила:
— Сделай это, Ральф.
Мой гнев и моя грусть растаяли, едва я почувствовала такое знакомое, но каждый раз новое наслаждение, поднимающееся внутри. Ральф грубо поцеловал меня, — я видела, что его переполняют гнев и боль, — затем рванул ворот моего платья. Дрожащими пальцами я торопливо расстегивала кожаные ремни его бриджей, пока он путался во множестве моих юбок под амазонкой.
— Возьми меня, — нетерпеливо простонала я и рывком стянула юбки через голову.
Обнаженная, я распростерлась под ним и задрожала от наслаждения под тяжестью его тела. Мы задыхались, как гончие после быстрого бега. Мои пальцы стискивали его ягодицы, заставляя его глубже проникать в меня. Краем
В дверном проеме стоял мой брат, всматриваясь в темноту. Он непонимающе пытался разглядеть свою обнаженную сестру, пронзенную похотью и извивающуюся на грязном полу. Долю секунды никто не двигался, затем Ральф соскользнул с меня. Я откатилась в сторону, а мой любимый пытался прикрыть бриджами свою наготу. Никто не произносил ни слова. Казалось, что молчание длится уже целую вечность. Я выпрямилась, кое-как накинув на себя новую амазонку, но с обнаженной грудью, и смотрела на брата в каком-то ужасе.
Гарри издал всхлипывающий звук и с поднятым хлыстом бросился на Ральфа. Ральф был тяжелее и выше его, к тому же он участвовал в деревенских битвах с тех пор, как научился ходить. Он оттолкнул Гарри, и удар хлыста пришелся по рукам. Но следующим взмахом Гарри ударил его по лицу. Ральф вспыхнул от гнева, вырвал хлыст из рук брата, ударил его в живот и, подставив подножку, бросил на пол. Гарри упал на спину, и тяжелый пинок заставил его сложиться вдвое. Он вскрикнул. «Наверное, от боли», — подумала я и закричала:
— Ральф, не надо!
Но тут мой брат поднял голову с грязной соломы, и я увидела его ангельскую улыбку и странное выражение глаз. Кровь застыла в моих жилах при виде этого выражения блаженства на его лице, когда он лежал в грязи у ног Ральфа и рабскими глазами смотрел на моего любимого и кнут в его руке. Затем, не обращая внимания на окружающую грязь, он подполз к ногам Ральфа.
— Ударьте меня, — попросил он молящим голосом, — о, пожалуйста, ударьте!
Переглянувшись с Ральфом, мы поняли, что, кажется, выйдем сухими из воды. К тому же мне наконец стало ясно, почему Гарри выставили из школы доктора Ятли.
Несколько ударов кнута, которыми Ральф наградил Гарри, заставили того, содрогаясь от наслаждения, зарыдать. Будущий владелец Вайдекра, плача как ребенок, прятал лицо в грязной соломе на полу, его руки обнимали босые ноги батрака. Ральф и я смотрели друг на друга в молчании.
И это молчание продолжалось, казалось, все лето. Теперь мой брат не ходил за мною по пятам во время моих прогулок, не маячил возле конюшни, когда я запрягала свою лошадь, не сидел около меня в гостиной. Он неотступно следовал за каждым шагом Ральфа. Отец был доволен, что Гарри неожиданно стал проявлять интерес к нашей земле. Медленно мой брат изучал наши поля, речку, лес, доверчиво следуя за Ральфом, как его новый щенок спаниель. Пока Ральф проверял силки, разбрасывал приманку для дичи, устанавливал капканы, примечал лисьи и барсучьи норы, Гарри следовал за ним как тень, постепенно постигая то, что я узнала еще ребенком.
Я была наконец свободна от него, но, встречаясь с Ральфом в его молчаливом, но зорком присутствии, мы оба чувствовали кошмарную неловкость. И когда через несколько дней я, встав пораньше, пока Гарри еще спал, отправилась на свидание с Ральфом, мы даже не обнялись, как бывало прежде. Я испытывала холод и напряжение, Ральф же был сдержан и молчалив. Мне казалось, что в любую минуту может появиться Гарри и та ужасная сцена повторится. Я даже не решалась спросить Ральфа о моем брате. Что происходило между ними во время их долгих прогулок по поместью? Бывало ли, что Ральф заносил над моим братом свой кнут и… Нет, я не могла об этом спрашивать. Я не могла вообразить их вместе. Как бы меня это ни интересовало, у меня просто язык не поворачивался говорить на эту тему.