Вдох-выдох
Шрифт:
– Я так не думаю… – проведя наконец-то по экрану телефона, Яр вышел из комнаты, жаль, не было двери, которой можно было хлопнуть, выглядело бы намного театральней.
Глафира встала, начала собирать оставленную посуду. Она надеялась, что стыдно станет ему, что он раскается, одумается, но похоже нет, а вот ей стыдно… И ужасно не хочется думать, что от ее резких слов пострадает кто-то другой.
– Привет, – прежде чем взять трубку, Яр сделал глубокий вдох. Снежный ком раздражения продолжал копиться, и сейчас ему предстояло облачиться в очередной слой.
«Виноват
– Я не отвлекаю? – прописная истина, которую девушка поняла за годы их знакомства – лишь в случае, если он не занят любым другим делом, ей может быть подарена минутка ценного времени.
– Ты не отвлекаешь, – Самарский сделал ударение на первом слове.
– Зачем ты усилил охрану? Я об этом не просила. И это неудобно. Я не собираюсь ездить на работу под конвоем.
– Потерпи чуть-чуть, это временно. Я скоро вернусь и охрану сниму.
– Нет, – Снежа была настроена решительна. То, что он ушел – показательно, очень показательно. А в таких случаях лучше сразу жечь мосты, они уже не единожды на этом погорели.
– Что нет?
– Сними охрану сейчас. Слава, нас больше ничего не связывает, и в твоей опеке я не нуждаюсь.
– Я не стану этого делать, пока не пойму, что ты опять в безопасности, – он не был уверен в том, что Титов не решится отплатить ему той же монетой, ведь «зуб за зуб» никто не отменял, а если пострадает Снежа – он себе никогда не простит.
– Меня есть, кому защитить, Слава. В твоей опеке я не нуждаюсь, – даже ее нежный голос иногда становился жестким.
– Есть, кому защитить?
– Представь себе. Ты – не единственный в мире, Слава. Как и я.
– Что ты имеешь в виду? – градус все повышался, неумолимо приближаясь к точке кипения.
– Я прошу об одном – убери охрану и убирайся из моей жизни. Я устала от тебя. Даже когда ты черти где, не даешь мне жить спокойно. Ты тогда правду сказал, мы только мучаем друг друга. Не знаю, чем я мучаю тебя, но ты вынимаешь из меня душу. Я не хочу тебя ненавидеть, просто сделай то, что я прошу.
– Снежана, такие решения не принимаются по телефону, тебе не кажется?
Девушка нервно хихикнула.
– Да? Да мы с тобой даже женились бы по телефону, Слава! Слишком у тебя плотный график.
– Я не сниму охрану.
– Меня есть, кому защитить.
– Думаешь, Дима сможет… – он был высокого мнения о друге как о бизнесмене, но не как об охраннике, потому-то они с Артемом так соперничали, Диме сложно было принять то, что у кого-то что-то получается лучше в глазах Самарского.
– При чем тут Дима? Мой мужчина сможет меня защитить…
Снежа сказала это со зла, от раздражения, от подступающих уже гневных слез.
– Твой мужчина? – голос Самарского резко похолодел.
– Да, Ярослав, не делай вид, что ты хранил мне верность все годы наших отношений! Я все равно не поверю. И не смей меня в чем-то обвинять. Мы расстаемся, забери охрану, и не смей снова отправлять ко мне Диму. Это наши с тобой дела, и я от всего устала.
Почувствовав, что
Яр слушал тишину, отсчитывая последние мгновения своего спокойствия. Хотя ведь ярость тоже бывает спокойной? Вдох-выдох… «Мой мужчина»… Вдох-выход… «Я все равно не поверю, не смей меня обвинять»… Глафира явно проигрывает в сегодняшнем вечернем марафоне раздражителей.
Положив телефон на стол, Самарский подошел к бару. С помощью чего можно лучше всего расслабиться? Конечно, с помощью алкоголя. А чтоб не помчаться сейчас обратно в Киев, с целью закончить разговор – алкоголя должно быть много.
Зачем он снова начал разговор о ее матери?
Дура, надо было не растекаться там, трясясь как заяц, а думать, Саша, надо было думать, анализировать и не умолять «не надо», а задать один единственный вопрос: «зачем?».
Сложно представить, как сведенья о матери могут навредить отцу, они ведь даже понятия не имеют, где сейчас женщина…
Женщина… Саша усмехнулась, дочери обычно не так обращаются к матерям.
Сегодня ночь была как никогда красива, по крайней мере, тот кусочек неба, который виден из окна без адреса был неимоверно красив. Звездное небо не затянуто облаками, осмелев, Саша даже открыла окно, чтобы впустить свежий прохладный воздух в помещение. Ей никто не запрещал это делать, решетки все равно обезопасят об бегства, хотя… Черт его знает, что ей разрешено в этом доме, все ведь зависит от настроения одного единственного мужчины.
Самарский – странный человек, впрочем, наверное, как и она сама, ее отец, мать… Просто его странность для нее необъяснима, его поступки нелогичны, и совершенно непредсказуемы. Это пугало больше всего – что еще секунду тому спокойный, он может вдруг озвереть, или наоборот – еще минуту тому угрожавший, вдруг совершит поступок, сродни выражения нежности. Хотя нет, не нежности, это что-то другое, странное…
Облокотившись о подоконник, девушка приблизилась к решетке, ужасно чувствовать себя птицей в клетке, может ей бы и не захотелось сейчас оказаться на улице, но совершенно точно хотелось иметь право выбора – мочь определять самой, где находиться. О таких мелочах даже не думаешь, пока не попадаешь во власть к другому человеку, распоряжающимся тобой на свое усмотрение.
Многих ли людей она в своей жизни ненавидела? Наверное, нет. По настоящему – точно не многих… Мимолетные обиды, недопонимание, дурной характер – эти факторы становились причиной гнева часто в ее жизни, но чтоб ненавидеть… Наверное, она по-настоящему даже понятия не имела о таком чувстве до попадания в этот дом.
Самарского она ненавидела, боялась, и потому ненавидела. Хотя больше не его, а свое бессилие рядом с ним. После ухода мужчины она даже не смогла снова взяться за книгу – руки тряслись, мысли разлетались в закутки сознания, то и дело, ставя перед глазами его лицо. Почему-то Саше захотелось пожелать мучителю такой же бессонной ночи, как случилась у нее по его вине. А желания иногда имеют свойство сбываться.