Вдовы (сборник)
Шрифт:
— Нельзя ли поточнее?
— Я не знаю точных цифр. Но — огромные. Хотя я абсолютно точно знаю, что дочки все равно его не убивали. Вообще у них нет никаких мотивов для убийства.
Уж кто-кто, а детективы-то знали, что существуют только два мотива: любовь и деньги. А от любви до ненависти — один шаг.
— Ну а что касается вас, — спросил Браун, — вы указаны в завещании?
— Нет.
— А вдруг вы знаете, вот эта нынешняя миссис Шумахер...
— Не имею понятия. Почему бы вам самим ее не спросить? А еще лучше, спросите дражайшего партнера, Лу Лееба. Убеждена, что
— Вернемся к вашей дочке, — сказал Браун. — Бетси. Вы с ней разговаривали после похорон?
— Нет.
— А когда вы с ней говорили в последний раз?
— Кажется, на следующий день после убийства.
— Сдается мне, это могло бы быть в субботу, — сказал Карелла.
— Я тоже так думаю. Эта история широко освещалась в прессе. Бетси позвонила и спросила, что я об этом думаю.
— И что же вы ей сказали?
— Худую траву с поля вон.
— А как она все восприняла?
— Неоднозначно. Раздумывала, пойти ли на похороны. Я сказала, что ей самой решать, как поступить.
— Выходит, она решила пойти.
— Выходит, так. Но когда мы разговаривали, она еще колебалась.
— А она не сказала, где была в ночь...
— Опять эти игрушки? — напомнила Сэндерс.
Карелла улыбнулся.
— Ну а Лоис? Она тоже позвонила?
— Да. А что вы хотите? Ужас! Какие времена... Человек выходит из дома, и в него стреляют, как в тире. Хотя в этом городе нечто подобное, кажется, уже становится нормой?
— В любом городе становится, — с обидой поправил Браун.
— Но не как у нас, — возразила Глория.
— Нет, как у нас, — настаивал он...
— Так когда звонила Лоис? — спросил Карелла.
— В субботу утром.
— Поговорить об отце?
— Естественно.
— Как вы относились к тому, что она продолжала поддерживать отношения с ним?
— Мне это было не по душе. Но это не значит, что убила его я.
— А какое впечатление произвела на вас Лоис, когда звонила?
— Впечатление?
— Ну, плакала или...
— Нет, она...
— Контролировала свои чувства?
— Да.
— Что она говорила?
— Сказала, что прочитала об этом в газете. Была поражена, что ее так называемая мачеха ничего ей не сообщила. Наверняка ведь узнала раньше, чем Лоис.
— Вы, очевидно, недолюбливаете миссис Шумахер?
— Я ее ненавижу. Она украла у меня мужа. Разрушила семью, всю мою жизнь.
Карелла согласно кивнул.
— Но я его не убивала, — повторила она.
— Тогда вы, надеюсь, не откажетесь сказать нам, где вы были в пятницу вечером? — спросил он, улыбнувшись.
— Опять за старое, — сказала она. — Да дома я была, смотрела телевизор.
— В одиночестве?
— Да, — сказала она, — была одна. — Шестидесятилетняя соломенная вдова, недружелюбная, обозленная женщина. Кто такую куда-нибудь пригласит? Артур всегда меня куда-нибудь приглашал... Поэтому я его никогда не прощу и рада, что он умер. Но я его не убивала.
— Что вы смотрели? — спросил Браун.
— Бейсбол.
— Кто играл?
— "Янки" и "Миннесотские близнецы".
— Где был матч?
— В Миннесоте.
— Кто выиграл?
— "Близнецы", два — один. Потом были новости, а позже я легла спать.
— И вам по-прежнему не приходит в голову, где мы можем найти Бетси. Так? — спросил Карелла.
— Да.
— А вы бы нам сказали, если бы знали?
— Совершенно верно.
— Верю вам, — произнес Карелла. — Огромное спасибо, мисс Сэндерс, поверьте, мы ценим ваше время.
— Я вас провожу, — бросила она, величественно поднимаясь с кресла. — Выкурю сигаретку в кустиках.
И подмигнула.
Беда с таким имечком, как Сонни, заключалась в том, что оно пользовалось большим авторитетом у неимоверного количества разбойников. Это был феномен, недоступный для понимания как Бента, так и Уэйда. Как у любого мальчишки в этом городе, у каждого из них был свой набор чернокожих по прозванию Сонни, но только теперь они могли по достоинству оценить популярность данного прозвища. Они равно познали и то, что подобная популярность, перешагнув через этнические и расовые барьеры, получила такое распространение в преступном мире, что приобрела характер подлинной эпидемии.
Бент и Уэйд искали чернокожего Сонни.
И это несколько затрудняло их работу.
Несмотря на то что компьютер "выплюнул" огромное количество Сонни, оказавшихся на деле Сеймурами, Станиславами и Шандорами, выяснилось, что афроамериканцы и граждане итальянского происхождения уверенно лидировали в группе, предпочитавшей эту "кликуху" именам, законно данным им при рождении, — Стюардам, Симмонсам, а также многочисленным Сальваторе и Сильвано.
Затем оба сыщика сосредоточили свои усилия, пытаясь отыскать чернокожего Сонни, который арестовывался или подозревался в совершении вооруженного разбойного нападения. Это еще более затруднило их работу, ибо компьютер лихо отпечатал список из тридцати семи персон по кличке Сонни, каковые только в этом городе принимали участие в разбое за последние три года. Зато на закуску машина выдала всего шестерых Сонни, имевших татуировку: в процентном отношении это выглядело поразительно скромно на фоне общего числа разбойников с оружием — белых, черных, не важно каких... Сыщикам пришлось отказаться от намерения объявить общенациональный розыск: в этом случае пришлось бы не отходить от компьютера целый день.
Восемь из тридцати семи вооруженных чернокожих злодеев с "кликухой" Сонни родились в те годы, когда знаменитый Сонни Листон был чемпионом мира по боксу в полутяжелом весе и высоко ценился как рекламная модель. Им всем теперь было под тридцать, а Уэйд и Бент разыскивали Сонни, который, по описанию, пребывал в двадцатилетнем возрасте. Они знали, что для большинства белокожих все чернокожие выглядят одинаково. Всегда была проблема — найти белого свидетеля, способного опознать чернокожего по фотографии, особенно полицейской. Это вам не ах какой студийный фотопортрет... Доминик Ассанти не являлся исключением. Доминик ясно различал только двух черных — Эдди Мэрфи и Билла Косби. Все прочие, даже Морган Фримэн и Дэнни Гловер, были для него на одно лицо. Скорее всего, Доминик не смог бы отличить и Бента от Уэйда.